Необычное здание в стиле «северный модерн» на 1-й Мещанской улице архитектор В. И. Чагин по желанию купца-обувщика И. К. Баева перестроил из деревянного двухэтажного особняка в 1910 году. Летом того же года у домовладельца Баева квартиру на первом этаже снял Валерий Брюсов, и особняк стали называть «Домиком Брюсова», хотя поэту дом никогда не принадлежал. Сейчас здесь расположен музей Серебряного века, Мещанская стала проспектом Мира, однако в жизни и душе основоположника русского символизма постоянно шли сражения…
Беседа нашего корреспондента с ведущим научным сотрудником музея, кандидатом филологических наук М. В. Орловой — об одном из самых загадочных русских поэтов.
— Моника Викторовна, часто авторы биографий чрезмерно увлекаются рассказами о детстве того или иного литератора. В данном случае это существенно — дедушка нашего героя писал стихи, родители зачитывались произведениями Некрасова. В какой обстановке проходило становление личности будущего поэта?
— Брюсов происходил из зажиточной купеческой семьи. Его дед со стороны матери, А. Я. Бакулин, в 1864 году анонимно издал сборник «Басни провинциала». Возможно, в творческом развитии писателя сыграла роль генетическая память… Отец его слушал лекции в Петровской сельскохозяйственной академии, имевшей репутацию «революционного гнезда». Мать была бесприданницей, сторонницей свободолюбивых идей, и полагала, что детям следует самостоятельно определять свой круг чтения. Позже поэт писал в автобиографии: «От сказок, от всякой «чертовщины» меня усердно оберегали. Зато об идеях Дарвина и о принципах материализма я узнал раньше, чем научился умножению… Я … не читал ни Толстого, ни Тургенева, ни даже Пушкина; изо всех поэтов у нас в доме было сделано исключение только для Некрасова, и мальчиком большинство его стихов я знал наизусть». Слагать стихи Брюсов начал в раннем детстве.
— Выставка «Товарищ Брюсов», которая проходит в музее, приурочена к столетию Октябрьской революции. Несколько непривычное словосочетание — официальное обращение, принятое в советскую эпоху, применительно к одному из «мэтров» отечественного символизма, фактическому руководителю знаменитого модернистского журнала «Весы». В 1920 году поэт вступил в ВКП(б), но невозможно представить его убежденным коммунистом. Являлось ли для Брюсова сотрудничество с советской властью вынужденной мерой? Ряд русских писателей (особенно эмигрантов) подвергал его за это суровой критике. Вспоминаю, как мой коллега, редактор литературного журнала, замечал: «На ранних фото у Брюсова одухотворенное лицо. А на поздних снимках — ожесточенное выражение. Компромисс с разрушителями России не прошел даром». Это — упрощенная трактовка?
— Валерий Яковлевич никогда не стремился обеспечить себе любой ценой комфортное существование. Он мог бы вслед за Тютчевым, творчество которого очень высоко ценил, повторить: «Блажен, кто посетил сей мир в его минуты роковые». Еще в 1911—1913 годах Брюсов опубликовал роман «Алтарь Победы», где действие происходит в Риме IV века новой эры. Подобно главному герою произведения, ставшему свидетелем религиозного и политического противостояния, он осознавал, что сопротивление бесполезно, как было бы бессмысленно сопротивляться естественному движению истории. Чувствовал это и как поэт, и как историк (Брюсов окончил историко-филологический факультет Московского университета). В то же время понимал, что большевики — единственная власть, способная на тот момент держать под контролем хаос, захлестнувший Россию. Отношение к эмиграции Брюсов выразил в письме к художнику Михаилу Суганову, с которым в 1914—1915 годах выезжал на боевые позиции как корреспондент газеты «Русские ведомости»: «Здесь провалы и горизонты, там падения…». Послание датировано 1923 годом.
Внешний облик поэта действительно менялся — вероятно, сказывалась огромная ответственность, которая легла его плечи, только ответственность эта была, если можно так выразиться, не в единственном числе. Сразу после Февральской революции Брюсов возглавил Комиссариат по регистрации произведений печати в Москве. Он руководил работой подчиненных ему четырех комиссаров, которые собирали, фиксировали, описывали для Книжной палаты и рассылали в книгохранилища страны необходимые экземпляры изданий. Поэт ежедневно имел дело с расчетами, бумагами, финансовыми документами, статистикой, занимался административной деятельностью. После прихода к власти большевиков Валерий Яковлевич трудился в Наркомпросе: заведовал московским отделением Книжной палаты, возглавляемой библиографом и пушкинистом С. А. Венгеровым; руководил Московским библиотечным отделом. В 1919—1921 — председатель Президиума Всероссийского союза поэтов, организовывал литературные вечера в Политехническом музее. Брюсов вел научную и преподавательскую работу — читал лекции в Московском университете и в Московском городском народном университете имени А. Л. Шанявского. В 1921 году он организовал Высший литературно- художественный институт (ВЛХИ), ректором которого был до самой смерти.
И продолжал писать. Издал книги «Опыты по метрике и ритмике, по евфонии и созвучиям, по строфике и формам» (1918), «Наука о стихе» (1919), позже опубликовал «Основы стиховедения» (1924); вышли его лирические сборники: «В такие дни. Стихи 1919—1920» (1921), «Миг» (1922), «Дали. Стихи 1922 года» (1922), «Mea. («Спеши!» — М. О.) Собрание стихов 1922—1924» (1924). Он работал над десятитомным собранием сочинений Пушкина, стал одним из тех, кто создавал первое издание Большой советской энциклопедии. Все это успевал делать один человек, не обладавший богатырским здоровьем. Да еще находил время на увлечение филателией, специализировался на марках колониальных завоеваний европейских государств, входил в редколлегию журнала «Советский филателист». Яркая и напряженная жизнь Брюсова оборвалась в 50 лет из-за крупозного воспаления легких.
— Вернемся в дореволюционный период жизни и творчества поэта. Что он имел в виду, когда писал: «Я — как заложник в неприятельском лагере»? Разве его авторитет в литературных кругах Москвы и Петербурга подвергался сомнению?
— Конечно, не подвергался. Помимо огромной работы, которую вел поэт, чтобы издавать на должном уровне журнал «Весы» и альманахи «Северные цветы», (Брюсов был одним из руководителей издательства «Скорпион»), его критические и литературоведческие статьи публиковались и в других изданиях — журналах «Новый путь», «Русская мысль» и других. Он выпустил более десяти своих поэтических сборников и несколько прозаических произведений, самые известные из которых — романы «Огненный ангел» и «Алтарь победы». В стихотворении «В ответ» (1902) он с умышленным антиэстетизмом уподобляет мечту волу, работающему на пашне («Вперед, мечта, мой верный вол!»). Это не соотносилось с символистским представлением о поэте-пророке и провидце. В стихотворении из цикла «Прозрения» (1899 год) четко декларируется понимание жизненного предназначения: «Жизнь не в счастье, жизнь в искании, / Цель не здесь — вдали всегда. Славьте, славьте неустаннее / Подвиг мысли и труда…» Брюсов был великим тружеником.
— Видимо, эта черта помогла поэту выстоять в такое сложное время. Еще в 1905 году в «Грядущих гуннах» он предчувствовал то, что Блок впоследствии назовет «мировым пожаром»: «Вас, кто меня уничтожит, встречаю приветственным гимном». Андрей Белый тоже писал: «Исчезни в пространство, исчезни, Россия, Россия моя!». Однако когда во время Гражданской войны от быта в самом деле не осталось камня на камне, восклицал с трибуны: «Я не могу писать! Это позор! Я должен стоять в очереди за воблой! Я писать хочу! Но я и есть хочу!.. Я хочу есть на чистой тарелке, селедку на мелкой тарелке, и чтобы не я ее мыл… Я буду кричать, пока меня не услышат! А- а-а- а!»
А Брюсов — терпеливый и работящий «старший брат» в клане символистов. Знаменитое стихотворное напутствие «Юноша бледный со взором горящим» поэт создал в 23 года! Хотелось бы узнать о его учениках.
— Среди студентов, обучавшихся в ВЛХИ — поэты Иван Приблудный (считается, что он — прототип Ивана Бездомного в «Мастере и Маргарите»), Георгий Оболдуев (чей талант до сих пор недооценен), его супруга, известная детская поэтесса Елена Благинина. В университете Шанявского Брюсов преподавал выдающемуся армянскому поэту Егише Чаренцу. Приблудный и Чаренц впоследствии погибли в застенках НКВД, Оболдуев был выслан в Карелию.
С большим почтением относился к Брюсову Николай Гумилев, о чем свидетельствует выдержка из его письма 1907 года: «Если бы мы писали до Р. X., я сказал бы Вам: Учитель, отделись со мной мудростью, дарованной тебе богами, которую ты не имеешь права скрывать от учеников. В средние века я сказал бы: Maitre, научи меня дивному искусству песнопения, которым ты владеешь в таком совершенстве. Теперь я могу сказать только: Валерий Яковлевич, не прекращайте переписки со мной».
— Знаменитые «среды», проходившие в этом доме, служили своеобразной школой для молодых поэтов?
— Примечательно признание Андрея Белого: «Здесь учились мы». В доме Брюсова действовала подлинная творческая мастерская. Подобное общение доведет до совершенства Вячеслав Иванов в своей «Башне», где стихи и доклады звучали буквально «под звездами», на крыше дома по Таврической улице в Петербурге, и в «Академии стиха» при журнале «Аполлон». Начинания символистов важны потому, что в то время законы стихосложения изучали лишь студенты-филологи по сложным учебникам. В салоне Зинаиды Гиппиус поэтическое мастерство не обсуждалось, предпочтение отдавалось вопросам религии и философии. На брюсовских «средах» эти проблемы тоже иногда рассматривались, но приоритетным здесь являлся разговор о творчестве. Молодые и маститые литераторы, посещавшие дом на Мещанской, с трепетом ожидали вердикта Мастера: стоит ли вообще браться за перо? Валерий Яковлевич разбирал стихи только с формальной точки зрения.
В отличие от других салонов, на «средах» царила строгая, учительская, абсолютно не богемная атмосфера. Гостям подавали чай с пирогами, спиртного здесь не водилось. В этом кабинете хозяин общался с Александром Блоком, Константином Бальмонтом, Владимиром Маяковским. Брюсов, как правило, никому не давал книг из своей библиотеки, но для Маяковского делал исключение: во-первых, высоко оценивал его талант, во-вторых, молодой поэт очень аккуратно обращался с книгами и всегда вовремя их возвращал.
Николай Гумилев в Петербурге собирал свой «Цех поэтов», чтобы не только вместе с Ахматовой и Мандельштамом вырабатывать стратегические принципы акмеизма, но и, подобно Брюсову, преподавать молодым в ту пору литераторам основы стихосложения. Эту школу мастерства прошли Георгий Иванов и Ирина Одоевцева, Георгий Адамович и Михаил Лозинский, прежде чем стать зрелыми поэтами.
— И все же многие недолюбливали Брюсова…
— Во-первых, его критика отмечена строгостью (как и у Зинаиды Гиппиус) и аргументированностью, не всякий стихотворец спокойно выслушает нелицеприятное мнение о своих произведениях. Во-вторых, Брюсов вошел в историю литературы как выдающийся теоретик-стиховед, что сказалось на его творчестве: он использовал редчайшие размеры для сочинения стихов, и подобные эксперименты казались непонятными и многих отторгали. Не все обладали познаниями Брюсова…
Ходасевич, который относился к нему прохладно, тем не менее, признавал: «Неизвестный, осмеянный, странный», — сказал Брюсов о себе в 1896 году. Ныне он всем известен, он признан, а не осмеян, влиянием его отмечена целая эпоха русской поэзии».
— У них есть схожие строки о последних мгновениях человека, решившегося свести счеты с жизнью, выброситься из окна.
У Брюсова:
Метнулась толпа и застыла, жадная,
Вкруг бедного тела, в крови, в пыли…
Но жизнь шумела, все та же, нарядная,
Авто и трамваи летели вдали.
У Ходасевича:
Свет промелькнул, занавеска взвилась,
Быстрая тень со стены сорвалась —
Счастлив, кто падает вниз головой:
Мир для него хоть на миг — а иной.
Во всех биографиях Валерия Яковлевича упоминается имя Надежды Львовой — поэтессы, покончившей с собой после разрыва с Брюсовым. Как эта трагедия повлияла на его жизнь, и можно ли назвать Львову ученицей Брюсова? Она прожила всего лишь 22 года. Могла бы эта тонкая, образованная девушка вырасти в значительного поэта, если бы не погибла столь рано? Ахматова говорила о творчестве поэтессы: «ее стихи, такие неумелые и трогательные… Им просто веришь, как человеку, который плачет».
— Современники отмечали поэтические способности Надежды, но не находили у нее большого таланта. Ходасевич и Шершеневич считали ее оригинальной в суждениях. Львова окончила Елисаветинскую гимназию с золотой медалью, успешно училась и на высших женских курсах Варвары Полторацкой в Москве. Все ее корреспонденции говорят о высокой эрудиции и нестандартном мышлении. Путь в литературу поэтессе открыл Брюсов, ее стихи публиковались в журналах «Русская мысль», «Женское дело», альманахе «Мезонин поэзии» и других. К разрыву с женой Брюсов не был готов, как и не был способен к всеобъемлющей любви, и симптомы его охлаждения Львова восприняла как жизненную катастрофу. Единственный сборник, вышедший с предисловием Брюсова в начале лета 1913 года, — «Старая сказка». А 24 ноября (7 декабря по новому стилю) того же года прогремел роковой выстрел…
Зинаида Гиппиус и Дмитрий Мережковский написали письмо Брюсову на двух сторонах одного листа: Гиппиус на одной, Мережковский на другой — со словами поддержки о том, как он стал близок им, как они оба думают о нем «глубоко и нежно». Брюсов находился в сильнейшем эмоциональном напряжении, поспешно уехал из Москвы, иначе его бы затравила «желтая пресса». И хотя между ним и Мережковскими имелись серьезные расхождения в отношении к религии, к оккультным наукам, к действовавшей власти, в эти дни поэт общался только с этой семейной и парой и с бельгийским поэтом Эмилем Верхарном, совершавшим турне по России. Мемуаристы и исследователи, реконструировавшие обстоятельства самоубийства и его последствий, делятся на три группы: первые обвиняют в произошедшей трагедии Брюсова, вторые его оправдывают, третьи пытаются описать события беспристрастно, как историки. Самый крупный моральный счет поэту предъявил Ходасевич, охарактеризовав гибель Надежды как «брюсовское преступление». Психиатрический диагноз «мания суицида» поставил Львовой Василий Молодяков в биографии Брюсова.
Зинаида Гиппиус вспоминала: «Брюсов так вошел, так взглянул, такое у него было лицо, что мы сразу поняли: это …человек — в последнем отчаянии. Именно потому, что в тот день мы видели Брюсова человеческого и страдающего, и чувствовали близость его, и старались помочь ему, как умели». В середине декабря 1913 года поэт прошел курс лечения в санатории доктора Михаила Максимовича, специалиста по нервным болезням, на Рижском взморье. Юной поэтессе посвящен сонет «Надя», а также стихотворение «Памяти другой».
— Возможно, Брюсов пережил эту утрату не только благодаря поддержке Гиппиус и Мережковского, но и общению с Верхарном, которого активно переводил. Михаил Гаспаров отмечал: «Переводческая программа молодого Брюсова — это программа «золотой середины»; программа позднего Брюсова — это программа «буквализма». Если он добивался этого так упорно и сознательно, то только потому, что хотел, чтобы его «Энеида» звучала и странно, и чуждо для русского читателя». В каком возрасте Брюсов обратился к искусству перевода?
— Будучи гимназистом. Известие о смерти Верлена стало для Валерия подлинной драмой, потому что он уже составил текст письма классику французского литературного импрессионизма, собирался послать ему свои переводы. Брюсов с молодых лет вел дневник. В начале года он всегда подводил итоги и строил планы на будущее. 31 декабря 1895 года (по старому стилю) вместо этого — единственная запись: «умер Верлен». А ранее Брюсов писал в дневнике: «Мороз, флаги на каланчах. В гимназию не пошел, переводил Верлена». Флаги на пожарных каланчах (кстати, красные) вывешивались для гимназистов и означали, что сегодня холодно и на занятия идти не нужно. Юный Брюсов освободившееся время использовал для литературной работы. С Верхарном он не только состоял в переписке, но и встречался. Брюсов — один из немногих поэтов, которых при жизни переводили на многие европейские языки, в частности, на немецкий. Его самые значительные работы — переводы «Фауста» Гете и «Энеиды» Вергилия.
Едва получив известие о начале войны (Первой мировой — Н. Р.), Валерий Яковлевич покинул свою дачу и отправился в Москву. Уже неделю спустя, 24 июля, московские литературные и художественные круги отмечали назначение своего предводителя на должность корреспондента московской газеты «Русские ведомости» в Польше. Он неоднократно выезжал к передовой, видел раненых солдат и говорил с ними. Брюсову совсем не был свойственен романтический налет, который присутствует у Николая Гумилева в «Записках кавалериста». В 1915 году мир был потрясен геноцидом армян. Если бы Брюсов не побывал на фронте, став свидетелем смертей и страданий, едва ли сумел бы представить масштабы этого бедствия. И он занимается переводами, на их основе составляет антологию армянской поэзии «с древнейших времен до наших дней». В декабре 1923 года в Большом театре торжественно отмечали 50-летний юбилей поэта. Многим запомнилось выступление армянской делегации: к ногам Брюсова положили народный инструмент — кяманчу, присвоив юбиляру звание Народного поэта Армении. Не случайно М. Горький (с которым Брюсов сблизился во время войны) сказал о нем: «Это самый культурный писатель на Руси».
— Брюсов более 80 работ посвятил творчеству Пушкина, называл его «мой герой». Как эта тема представлена в музее?
— Из брюсовских литературоведческих трудов наиболее известны «Письма Пушкина и к Пушкину», «Пушкин в Крыму», «Сношения Пушкина с правительством», «Лицейские стихи Пушкина» (в последней работе имеются новооткрытые и восстановленные тексты поэта-лицеиста). Статья «Пушкин и крепостное право» написана для собрания сочинений великого русского поэта. На одном из столиков в кабинете Брюсова представлены раскрытые книги, связанные с Пушкиным. В наших фондах имеется переписка поэта с уже упоминавшимся пушкинистом С. А. Венгеровым, она до сих пор не опубликована. Одна из познавательных лекций, проводимых в музее — «Пушкин и Серебряный век».
Беседу вела Наталья Рожкова
ЗС 02/2018
