Елена Съянова
Из наслаждений жизни
Одной любви музыка уступает
Но и она мелодия…
А.С. Пушкин, «Каменный гость»
Русским композиторам не везло – они не были популярны. При поверхностном взгляде на историю музыкальной культуры может показаться, что до Глинки композиторов в России и не было. Даже Пушкин как-то в салонном разговоре о музыке признался, что считал многие музыкальные произведения «древними напевами»… или «сочинениями Бортнянского, а отнюдь не иных авторов».
Дмитрий Бортнянский, пожалуй, единственное имя, которое всплывает на поверхность памяти из глубин ХVIII века.
Но заблуждение Пушкина по поводу «иных авторов» в той же салонной беседе рассеяла чудесная женщина, умница и интеллектуалка – Александра Смирнова-Россет, мнением которой поэт дорожил. Она назвала имя композитора, чье произведение в великий пост звучало во всех православных храмах России, музыканта, которого прихотливые и привередливые итальянцы оценили высоким званием академика. Россет считала, что он отличался «большей оригинальностью, чем Бортнянский».
Теперь, когда открыты и стали доступными некоторые произведения этого композитора, понимаешь, как точно было найдено слово – «оригинальность», суть которого позже дополнил известный знаток истории русской церковной музыки В. Металлов, назвавший эти сочинения «поворотом в развитии первоначального духовно-музыкального творчества в духе и направлении более национальном».
Боюсь, однако, что и после всего сказанного его имя вспомнят немногие. Ничего страшного! Ведь так порой бывает, что внезапно ворвется в самое сердце изумительной красоты и чистоты звук.., вспоминаем ли мы тогда название ноты или место ее в октаве?!
Родился в небогатой казацкой семье мальчик Максим с абсолютным слухом, с красивым сильным голосом, с внешностью, не позволившей затеряться среди дебелых и румяных певчих Кириллы Разумовского…
А дальше – талант и судьба потащили его за собой; пошвыряли, помотали, да и угробили в том возрасте, который можно назвать «доисусовым», то есть, в 32 года всего.
Музыканты – ранние пташки. Едва попав в певческую среду, Максим сразу выделился среди певчих тем, что сам стал сочинять. Он был первым в графском хоре, кто занялся таким небывалым делом. Могу себе представить, как удивлял он этим избалованных и ленивых мальчишек разумовской капеллы, а возможно и самого графа, с его собственным абсолютным слухом. Этот маленький мальчик обладал особым даром – он умел придавать форму тому, что рождалось в его музыкальном воображении, то есть, обладал чувством композиции, проще говоря, он родился композитором.
Вероятно, это понял регент императорской придворной капеллы Марк Полторацкий, музыкант, мнение которого ценил елизаветинский фаворит и меценат Иван Иванович Шувалов. Полторацкий сделал главное – он взял Максима под свое покровительство и дал ему возможность сочинять свою музыку.
Вероятно, именно Полторацкий предложил всегда увлекавшемуся театром Шувалову попробовать мальчика в какой-нибудь оперной постановке, причем в трагической роли, поскольку юный композитор всем своим сосредоточенным видом тогда очень для нее подходил.
В 1760 году, в возрасте всего 15 лет, Максим вышел на сцену в роли скифского князя Иркана. «Умру и враг мой со мною умрет», – в его устах прозвучало так убедительно, что мальчику стали давать и другие роли. В этих оперных постановках елизаветинской поры Максим снова был первым, и часто единственным, русским актером.
Искренняя и глубоко трагическая нота постоянно звучала во всем, что бы Максим ни делал; он действительно был ранней пташкой и во взрослении, и в творчестве. И в том, что писал. А писал он тогда удивительные вещи!
…22 августа 1766 года. Царское село. Янтарная комната Екатерининского дворца. Один из музыкальных вечеров, которые порой устраивала для своих приближенных почти лишенная музыкального слуха императрица Екатерина. Запись в Камер-фурьерском журнале подтверждает, что в тот день «пет был концерт», сочиненный Максимом. Какой именно концерт, мы в точности не знаем. Да это и не важно. Мы знаем главное: концерты Максима исполнялись по выбору Екатерины, которая, хотя и была обделена музыкальным слухом, в чем сама открыто признавалась, уж если делала выбор в пользу того или иного произведения, то это всегда была музыка, обладавшая большой эмоциональной силой.
Концерт «Не отвержи мене во время старости» был именно таким сочинением.
…Это исповедь одинокого человека, услышавшего, ощутившего еще не «дуновение смерти», но уже холодное дыхание приблизившейся старости, ее шаркающие шаги, ее тусклый взгляд… Предугадывающего тоскливые часы рассветов, когда душа уже не рвется в новый день, а тоскливо жмется перед равнодушием всего, что сильно и молодо, перед близостью небытия. Все гаснет, все истончается, все теряет смысл…
Так уходила в мир иной императрица Елизавета Петровна: еще не старая, а только приближающаяся к старости, но сильно болевшая, она слабела день ото дня. Рядом с молодым Иваном Шуваловым, посреди кипящего страстями и интригами двора, она, наверное, особенно остро ощущала свое одиночество и свою ненужность в этом мире, который по-прежнему скачет галопом в новый блистающий день, тогда как ее удел лишь полумрак спальни, приглушенные голоса и печальные глаза фаворита, в которых жалость к ней сменила былую страсть. Именно к нему, единственному, в чью жалость и искренность она еще верила, словно и обращены слова песнопения: «Не отвержи мене во время старости, внегда оскудевати крепости моей, не остави мене…». А вот и страх перед заговором, который также терзал Елизавету: «… яко реша врази мои мне и стерегущие душу мою совещаша вкупе…».
Не знаю, каким образом и когда (дата сочинения концерта пока не установлена) постигал молоденький композитор Максим, музыкант от Бога, это мироощущение Елизаветы Петровны, но он постиг его! И выразил в потрясающих душу звуках прекрасного и страшного произведения, которое одно уже его обессмертило!
Кстати говоря, почему я написала, что дата «пока не установлена»? Да потому что сочинения Максима до сих пор обнаруживаются в разных городах Европы. Так, например, «Соната для скрипки и цымбало» неожиданно нашлась в нотном хранилище Парижской национальной библиотеки.
Максим был первым русским музыкантом, кого послали учиться в Италию. Кстати говоря, перед поездкой он успел жениться на прелестной молоденькой танцовщице. Невеста, правда, была католичкой, но эту проблему устранила Екатерина II, которая разрешила этот брак своим именным указом. И даже презентовала невесте на свадьбу платье «со своего плеча».
К сожалению, никаких сведений о семейной жизни Максима не сохранилось. Но, очевидно, главное – он жил полной жизнью, любил и страдал, набирался впечатлений…
В Италии его наставником стал сам знаменитый падре Мартини, автор не менее знаменитой книги «Основы контрапункта». Результатом взаимодействия двух композиторов стало избрание… – здесь придется назвать полное имя Максима – … избрание сеньора «Massimo Beresovski» в члены Музыкальной Академии Болоньи. Это произошло в середине мая 1771 года. За год до Максима такой же чести был удостоен юный Моцарт.
Максим Березовский или, как его называли в Италии, «maestro Beresovski» все-таки был иностранцем, и звание капельмейстера ему присвоили, чтобы он пользовался им у себя на родине. Однако опера «Демофонт», либретто к которой писал знаменитый либреттист того времени, «сам великий и ужасный Метастазио», так восхитила привередливых и сведущих в музыке итальянцев, что Максиму было предложено стать капельмейстером и в Италии. А это очень большая честь!
В эти блистательные годы, среди друзей и поклонников, с головой погруженный в обожаемую работу, Максим, конечно, был счастлив. Жить бы да творить ему в этой прекрасной стране на радость себе и публике! И – на гордость России, поскольку у нас всегда жаловали «высоко оцененных» за границей творцов. Сам Потемкин, замысливший создать в своем будущем Екатеринославе музыкальную Академию, звал композитора домой, сулил почести и такие должности, от которых невозможно отказаться. Директор музыкальной Академии – не больше, не меньше! И «карт бланш» в руки: создавай, формируй небывалое дело – центр музыкальной культуры, со всем лучшим, передовым и свободным в пику рутине европейских академий! Заманчиво, не правда ли?! Да еще, если знать, как умел Потемкин преподносить свои проекты, какой силой убеждения обладал этот могучий во всех отношениях человек!
Еще летом 1773 года, когда Максим Березовский ездил по итальянским городам, много сочинял, старался сам дирижировать при исполнении своих произведений, – а это подтверждается сообщениями в итальянской печати того времени, – пришло сообщение, по сути, приказ из России от Потемкина: прибыть домой и заняться делами будущей Академии в качестве Директора. И точка. И осенью 1773 года Березовский был уже в России.
Этот факт нужно зафиксировать особо, потому что он относится к подлинной жизни Максима, а не легенде вокруг его имени.
А легенда была. Красивая легенда!
Нестор Кукольник так проникновенно и эмоционально заложил ее в сознание читателей своей повести «Максим Березовский», что вымысел его изучали даже серьезные исследователи.
Современному читателю я напомню чудесный фильм с Анной Самохиной в роли княжны Таракановой в фильме по одноименной пьесе Леонида Зорина «Царская охота». Предыстория такова: императрица Екатерина II приказала графу Алексею Орлову доставить в Россию некую «княжну Тараканову», выдающую себя за дочь покойной императрицы Елизаветы, то есть внучку Петра Первого, а значит законную наследницу российского престола. Эта самозванка наделала много шума в Европе, и что самое неприятное – на нее делают ставку многочисленные недруги России. Орлов должен отловить интриганку и быстро переправить в Россию, в «канцелярию» екатерининского инквизитора Шешковского, а уж тот сумеет допытаться, что к чему. А не сумеет – не беда. Главное, вытащить эту «занозу» из вечно интригующей против России заграницы.
Орлов отправляется в Италию, где как раз в это время находилась Тараканова. Вполне логично предположить, что в своих планах операции по поимке княжны Орлов собирался воспользоваться помощью тех русских, что жили в Италии. Операция начинается. Орлов предполагает, прежде всего, познакомиться с лженаследницей…
Помните, как во время музыкального вечера под открытым, звездным итальянским небом встречаются глаза жертвы и палача? Как взгляд княжны бессильно засасывается в омут хищного, опытного мужского взгляда и тонет в нем. И вот что странно: самозванка отнюдь не была слабой или наивной женщиной! Чтобы решиться на такой шаг и пойти против всесильной Екатерины, нужны характер и воля, а чтобы добиться известных результатов – самоконтроль! Нужно всегда быть настороже. Наконец, требуется большая доля цинизма.., а тут что? Не слишком ли быстро утратила она всякую бдительность? Увидела эффектного мужчину и растаяла, как карамель? Откуда это бессилие?
В фильме не хватает еще одной роли… Роли музыки.
Ведь на том самом музыкальном вечере, устроенном в честь самозванки в итальянском городе Ливорно, где стояли в порту корабли русской эскадры под командованием Алексея Орлова, исполнялась опера «Демофонт» Максима Березовского. И если знать, какой силой эмоционального воздействия обладает эта музыка, то, может быть, это и есть ответ, отчего «поплыла» несчастная самозванная княжна, отчего потеряла над собой привычный контроль и позволила Орлову завлечь себя в сети. Музыка Максима – вот причина ее бессилия перед надвигающейся Судьбой и расплатой за честолюбие.
Настоящая музыка совсем не так безобидна, как думают многие.
Не композитор Максим Березовский по поручению Алексея Орлова заманил княжну на русский фрегат, чтобы доставить в Россию, где ее ждала казнь. Это сделала его музыка. Такова правда реальной жизни, а она порой гораздо сильнее фантазий.
По легенде же, дабы познакомить княжну с сочинителем пленившей ее оперы, Орлов приглашает Тараканову на русский корабль, устраивает пышное застолье с участием Максима, а затем отдает тайный приказ быстро отчаливать. Таким образом, обманутая княжна попадает в расставленные сети, а композитор Максим Березовский, не успевший сойти на берег, вынужденно отправляется на родину.
Увы, если бы оно было так! Но Максим Созонтович Березовский в феврале 1775 года уже два года, как жил в России.
Россия не Италия – никаких особых иллюзий насчет жизни на родине композитор не питал. Он просто вернулся работать. Вернулся, готовый к большому делу, обещанному Потемкиным – созданию музыкальной Академии на юге России. Строил планы, завязывал контакты, продумывал и просчитывал. И мечтал, конечно. Например, как встретят приглашенного Потемкиным в Академию в качестве главного дирижера оркестра Вольфганга Амадея Моцарта…
Увы, увы! Ничему из этого сбыться не пришлось.
И дело не только в сложностях осуществления многих потемкинских «замыслов с размахом». Здесь кроется настоящая загадка истории, для разгадки которой, к сожалению, пока не достает подтвержденных документами фактов. Эта загадка самого строительства Екатеринослава, задуманного Потемкиным по всем канонам масонской столицы.
Это всего лишь версия. В ней, как в гуще лихо закрученного сюжета многое приходиться додумывать, однако очень похоже, что в эту самую «гущу» и угодил Максим Березовский после возвращения на родину.
Максим Березовский вступил в ложу «Великий Восток» в 1772 году.
Императрица, понимая опасность, исходящую от «вольных каменщиков», пресекала масонство в своей державе. Прощала и терпела только «корифеев»: Елагина, Бецкого, Шувалова, Строганова, в масонстве уже разочаровавшихся. Молодняк же преследовала тайно, но жестко.
Максим Березовский вернулся в Россию в октябре 1773 года. А ранней весной 1777 года Директор придворных театров Елагин написал донесение о его смерти – странной, страшной, даже дикой. Якобы «в припадке ипохондрии он перерезал себе горло».
Несбывшиеся планы, бедность, неудачи, неустроенность – да, это может убить кого угодно. Но всего-то четыре года такой жизни, только четыре! Не верится, что жизненные неурядицы сами собой так быстро могли свести в могилу этого могучего оптимиста!
Тот же сочинитель Нестор Кукольник в своей повести пишет о несчастной любви Максима, но фактов нет. Не осталось ни писем, ни свидетельств, ни даже сплетен. Вообще, странное впечатление складывается об этом периоде жизни Максима Березовского. Известный композитор, гордость России, всегда на виду и на слуху у публики и двора, и вдруг – какой-то информационный провал.
Такие «провалы» обнаруживаются и в биографиях других молодых масонов в правление Екатерины Великой. Но это уже другая история.
Конечно, не хочется верить, что Максима убили. Но эта версия, к сожалению, имеет право на существование.
Нам сейчас трудно принять то, во что свято верили люди XVIII века.
А верили они в музыку как в силу, способную перевернуть мир. Это утверждали (и утверждают) масоны, это очень серьезно воспринимали государи. Вот почему масон-композитор мог сделаться опасным для государства человеком. Вот почему существует версия об убийстве другого великого композитора-масона – Моцарта.
В пользу печальной и постыдной версии об убийстве Максима Березовского говорит и тот факт, что популярнейшие его произведения в России под его именем два века не исполнялись. На его имя словно был наложен запрет. На имя, но не на музыку. Она бы все равно пробилась, как солнечные лучи в Великий пост: все церковные хоры поют в эти весенние дни его музыку, а прихожане порой и не ведают, кто автор этих проникающих в самую душу звуков. Вот и Пушкин не ведал, пока Россет не назвала ему имя автора.
Александра Осиповна Смирнова-Россет была безусловным знатоком и ценителем русской музыки, Но интересна и такая подробность: в молодости она была страстно влюблена и едва не вышла замуж за А. Кошелева, принадлежавшего к одной из самых «масонских» фамилий России.
Максим Березовский прожил всего 32 года. Возможно, он действительно покончил с собой ранней весной 1777 года, а это еще печальнее.
Он ведь был первым русским композитором, безусловно, признанным музыкальным миром Европы. Первым русским композитором, чьи хоры ежегодно звучат в российских храмах, точно подаренные свыше. Первым, открывшим путь идущим вослед.
Первые порой надрываются.
Потому и уходят рано.
ЗС № 11/2013
