Воспоминание о гражданском обществе

Игорь Харичев

Вечная проблема общества – с властью. Природа ее двойственна: с одной стороны, государство не может существовать без власти, и в этом плане власть «слуга общества». Но, с другой стороны, всякая власть стремится к абсолютизации. И если этой тенденции ничего не противостоит, вполне может случиться, что общество станет слугой власти.

Противостоять власти может только гражданское общество. Это прежде всего умение граждан самоорганизовываться для защиты своих интересов. Человек – сгусток интересов. Разнообразных и одновременных. Прежде всего он житель дома, частного или многоквартирного, улицы, поселка или городского района, города, региона, страны, континента, земного шара. Каждый из нас – член семьи, сотрудник какого-то предприятия или организации, представитель какого-то вида деятельности, каждый нуждается в нормальных условиях для жизни. В демократически развитых странах, которые не менее успешны и в экономике, различные интересы отстаиваются через всевозможные самоорганизованные структуры. Это советы кварталов в районах коттеджей и советы многоквартирных домов, школьные советы, многочисленные профсоюзы, различные корпоративные организации, защищающие интересы той или иной отрасли производства или вида деятельности, правозащитные, женские, молодежные, благотворительные, экологические организации, наконец, политические партии, представляющие самые широкие интересы, которые увязывают будущее благосостояние с политическими программами.

Философ Адам Фергюсон, представитель плеяды шотландских мыслителей, написал книгу «Опыт истории гражданского общества». Весьма любопытное сочинение. Стоит привести две цитаты из него. Первая: «В демократических системах граждане, чувствуя себя обладателями суверенитета, не так озабочены разъяснением, обеспечением или реальным статусом их прав, как это бывает при других типах правления. Они доверяют личностям, партийной поддержке и общественному мнению.» Вторая цитата: «Гарантии справедливости заключены не только в законах, но и в тех силах, с помощью которых данные законы были приняты и без постоянной поддержки которых они перестанут соблюдаться.» Весьма разумные мысли, особенно если учесть, что книга написана в 1767 году.

Сложно говорить о гражданском обществе применительно к Российской империи. В обычном понимании оно просто не могло существовать ни в XVIII, ни в XIX веке. Лишь после Манифеста 17 октября 1905 года возникли партии, появился парламент. С введением в 1906 году Временных правил об обществах, союзах и собраниях начала активно развиваться общественная жизнь. И все-таки проявления гражданского общества были даже в XVIII веке. Об этом рассказывает исследование, проведенное международной командой и представленное в книге «Гражданская идентичность и сфера гражданской деятельности в Российской империи» (вторая половина XIX – начало XX века), Москва, РОСПЭН, 2007. Ответственные редакторы Бианка Пиетров-Эннкер (Германия) и Г.Н.Ульянова.

 

Добровольные ассоциации

Одна из сфер, где начиналось российское гражданское общество – деятельность независимых от государства ассоциаций. Эту сферу исследовал Джозеф Брэдли (США), известный специалист по российской истории. Как он подчеркивает, создание в 1765 году Вольного экономического общества (ВЭО) увязывало «цель построения более эффективной и гуманной экономической и политической системы с усовершенствованиями российского сельского хозяйства и ограничением злоупотреблений крепостничества». Это общество стало «наилучшим институциональным механизмом для формирования мнений, благоприятствующих предполагаемым усовершенствованиям… Несомненно, что общество это, будучи формально не зависимым от правительства, пользовалось моральной и материальной поддержкой Екатерины Великой. Так же, как и ассоциации в Европе, Вольное экономическое общество управлялось на основе устава, написанного его членами и утвержденного правительством. Наряду с формулировками целей и сферы деятельности общества, а также с правилами, по которым надлежало организовывать деятельность ВЭО, устав – явно или между строк – провозглашал определенные права и привилегии. Несмотря на свои неизбежно тесные связи с правительством, Вольное экономическое общество базировалось на принципах добровольной ассоциации и самоуправления. В самодержавном государстве устав ВЭО действовал как микроконституция, оперировавшая такими понятиями, как представительство, выборы и подотчетность, что давало ему автономное существование и особый смысл». Стоит подчеркнуть, что главную цель своего существования ВЭО видело в преумножении и распространении полезных знаний.

Как оценить итог деятельности ВЭО с момента возникновения до середины XIX века? С одной стороны, серьезных изменений за этот период в сельском хозяйстве России не произошло. С другой стороны, ВЭО создало прецедент двухстороннего и взаимовыгодного сотрудничества добровольной ассоциации и государства. Д.Брэдли отмечает: «Став первой общественной трибуной для обсуждения и распространения определенных взглядов на экономическую политику, Вольное экономическое общество заронило семена общественного диалога с участием нескольких сторон и обозначило начало того процесса, благодаря которому независимая общественная инициатива оказалась санкционированной в условиях самодержавия. Рожденная в век «просвещенного деспотизма», инициатива эта не прервалась даже в реакционную эпоху Николая I». Значение этого нельзя недооценивать.

Возникновение в первой половине XIX века среди образованной части подданных Российской империи идеи национальной идентичности привело к основанию в 1845 году Русского географического общества (с 1850 года – Императорское). Брэдли так оценивает это событие: «Государство и общество объединились в рамках миссии, нацеленной на повышение престижа и развитие отечественной науки, расширение границ империи и национальной интеграции, и, кроме того, способствовавшей формированию сообщества людей, увлеченных идеями познания и национального служения. Подобно тогдашним европейским ученым обществам, Географическое общество поощряло научные исследования и объединяло ученых, исследователей и прогрессивных чиновников в деле организации экспедиций, развития картографии, исследования социальных и экономических проблем. Его Отделения “сделались теми лабораториями, в которых происходил обмен мыслей, возбуждался почин полезных общественных предприятий на пользу науки, обсуждались способы достижения предложенных целей, оценивались уже совершенные труды, впоследствии с целью присуждения за них наград Общества разрабатывались и обнародовались полученные предпринимаемыми исследованиями результаты и пр.”. Так, например, опросы общественного мнения, для которых требовалось участие большого числа исследователей вне столиц, генерировали постоянный приток результатов наблюдений «с мест» в штаб-квартиру Общества в Петербурге. Тем самым общественность, физически удаленная от личных контактов с членами РГО, – оказывалась причастной к различным начинаниям, планам и повседневной деятельности добровольной ассоциации». (Цитата внутри цитаты взята Брэдли из книги П.П.Семенова «История полувековой деятельности Императорского Русского географического общества», вышедшей в 1896 году).

Ситуация резко изменилась с началом эпохи Великих реформ. Их нельзя свести только к отмене крепостного права, становлению судебной системы и земства. Это было время беспрецедентной для России, санкционированной государством общественной дискуссии по обсуждению проектов национального обновления. В 1863 году новый университетский Устав даровал российским университетам существенную автономию. Ростки гражданского общества стали развиваться в форме активизации деятельности существовавших ранее ассоциаций – Вольного экономического общества и Русского географического общества – и создания новых ассоциаций. В том же 1863 году группа преподавателей, исследователей-любителей и студентов, связанных с Московским университетом, основала Общество любителей естественных наук, антропологии и этнографии (ОЛЕАЭ), а в 1866 году в Петербурге было создано Русское техническое общество (РТО).

Кстати, именно ОЛЕАЭ провело в 1867 году Этнографическую выставку, в 1872 году – Политехническую выставку, а позже основало московский Политехнический музей. Что касается РТО, то к концу XIX века в разных частях Российской империи действовало 40 его отделений, имевших тесные контакты с промышленными учреждениями и учебными заведениями. Брэдли подчеркивает: «В 1870-е и 1880-е годы РТО стало играть роль общенационального форума для обсуждения вопросов политики в сфере образования – главным образом, благодаря усилиям одного из своих подразделений – Постоянной комиссии по техническому образованию. С целью повышения уровня профессионально-технической подготовки и производительности труда Комиссия организовала курсы для взрослых рабочих и школы для детей рабочих, а также спонсировала публичные лекции. Для того, чтобы содержать школы, подыскивать подходящие помещения для занятий, привлекать учителей, разрабатывать учебные программы, переиздавать учебники и координировать процесс преподавания, требовались недюжинные организаторские способности. Поскольку членские взносы, доходы от издательской деятельности и правительственные гранты не могли покрыть всех расходов Технического общества, ему приходилось организовывать благотворительные концерты, лекции и другие мероприятия с целью сбора недостающих средств».

Что касается Вольного экономического общества, его члены понимали, что потребности современной экономики, усиливающееся разделение труда и растущая специализация рабочей силы требуют серьезных вложений в начальное и профессионально-техническое образование, образование для взрослых. В 1861 году ВЭО создает автономное подразделение – Комитет грамотности, который начинает отстаивать позицию: российское сельское хозяйство нельзя улучшить, пока основной его человеческий компонент – крестьянин-земледелец – не станет грамотным фермером. (В этой связи стоит напомнить, что реформы, последовавшие после 1991 года, осуществлялись без всякой попытки изменить менталитет основной части населения России).

Рассказывая о деятельности Комитета, Брэдли пишет: «Комитет организовал бесплатное распространение одобренных правительством учебников и учебных пособий по начальным школам и библиотекам по всей России, и, согласно оценкам, за период с 1861 по 1895 г. через эту систему был роздан 1 млн. книг. Помимо распространения книг, Комитет грамотности наладил собственную издательскую деятельность, в качестве альтернативы примитивным развлекательным книжкам создав комплекс общеполезной «народной просветительской литературы». Сборы пожертвований, а также консультационная помощь и широчайшая сеть корреспондентов из числа учителей и крестьян, охватившая всю территорию России, создали горизонтальные связи в сельской местности и обеспечили Комитету грамотности репутацию доверия и служения, то есть то, что в западной литературе теперь принято называть «социальным капиталом».

Вывод, который можно сделать из главы, написанной Д.Брэдли, однозначный: добровольные ассоциации, действовавшие в России во второй половине XIX – начале ХХ века, представляли собой реальные институты гражданского общества. А кроме того, это очень интересная, и при этом малоизвестная часть нашей истории.

 

Благотворительная деятельность

Благотворительная деятельность в Российской империи как реализация идеи «гражданской сферы» описана в главе, подготовленной отечественным исследователем Галиной Ульяновой. Главный посыл этой главы: благотворительная деятельность стала во второй половине XIX – начале ХХ века в России одним из способов самоорганизации и самоидентификации прогрессивных слоев общества. Уланова отмечает, что в указанный период развитие благотворительности «…было связано, прежде всего, со стремительными социально-экономическими изменениями в жизни страны. С одной стороны, росло количество бедных и безработных, с другой – наблюдался цивилизационный процесс, выражающийся в европеизации форм социальной жизни». И далее: «Главнейшей тенденцией исторического развития благотворительности в России было усиление самодеятельного начала. Первые благотворительные общества и заведения, учрежденные под контролем государства частными лицами, возникли в первой четверти XIX века, однако расцвет филантропии наступил уже после реформ 1860 – 1870-х годов… Филантропическая деятельность являлась одной из немногих разрешенных властями, и потому весьма значимой, сферой социальной практики и общественной самодеятельности в пореформенный период… Известно, что в России частная благотворительность получила значительное развитие и демонстрировала высокую степень развития добровольной инициативы. Именно через частные пожертвования финансировались социальные программы городского и земского местного самоуправления». Иными словами, если в первой половине XIX века благотворительностью занимались элитные слои общества, прежде всего образованное дворянство, к тому же под покровительством царской власти, то после отмены крепостного права и других реформ 1860–1870-х годов наблюдалось проявление общественной активности в сфере благотворительности во всех слоях российского социума.

Прежде всего можно говорить о личном участии в благотворительности представителей разных социальных групп. Деньги давались на общественное призрение, народное образование, медицинскую помощь. Г.Ульянова приводит немало примеров благотворительности, вот лишь некоторые из них: штаб-ротмистр Миклашевский пожертвовал дом в Глухове Глуховскому земству Черниговской губернии для устройства богадельни; вдова действительного статского советника А.Байкова передала построенный ею в селе Курбатове дом Ряжскому уездному земству Рязанской губернии для устройства больницы; вологодский купец Т.Е.Колесников передал городской думе Вологды капитал 10 тысяч рублей на устройство бесплатной столовой для нищих и двухэтажный дом для размещения столовой и ночлежного дома; купец В.Бойко пожертвовал Гадячскому земству Полтавской губернии большое имение для устройства в оном учебных и благотворительных заведений для бедных, крестьянин Булатов подарил Подольскому губернскому земству два имения для устройства средних сельскохозяйственных училищ. Фактически по всей России жертвовались муниципальным органам или земствам деньги, дома, имения для устройства больниц, богаделен, бесплатных столовых, приютов, ночлежных домов, учебных заведений для бедных.

Кроме того, сформировалась система благотворительных общественных организаций. Г.Ульянова пишет: «К 1902 году по статистике насчитывалось 4672 общества для помощи бедным и 6278 заведений в городах и сельской местности. В отличие от педагогических, просветительских и медицинских обществ, создание благотворительных организаций и обществ взаимопомощи было наименее подозрительным для самодержавия. В результате их число во много раз превышало количество всех остальных обществ». Благотворительные общества существовали к концу XIX века при большинстве больниц и учебных заведений, начиная училищами и гимназиями и заканчивая университетами. Общества взаимопомощи осуществляли помощь внутри профессиональных корпораций врачей, учителей, купеческих приказчиков, ученых, литераторов.

Помимо этого, были благотворительные организации, осуществлявшие свою деятельность в масштабах города. Например, в Петербурге активно проявляли себя Общество столовых, чайных и домов трудолюбия, обеспечивавшее работу 14 столовых и чайных для нищих, 2 дома трудолюбия и 2 летних детских сада; Общество попечения о бедных и больных детях «Синий Крест», располагавшее 29 учреждениями – яслями, приютами, лечебницей, мастерскими; Общество для пособия бедным женщинам в Санкт-Петербурге, имевшее 7 заведений, среди них 3 детских приюта, 2 богадельни, дешевые квартиры.

Существовали и общероссийские благотворительные организации, чьи отделения работали в большинстве губерний. Среди них Российское общество Красного Креста, Попечительское о тюрьмах общество, Попечительство Императрицы Марии Александровныо слепых, Попечительство о глухонемых.

Оказываемая помощь затрагивала значительную часть населения. Так, в Сборнике сведений о благотворительности в Санкт-Петербурге известный русский статистик профессор Ю.Э.Янсон отмечал, что «цифра населения, пользующегося подаянием и благотворительностью в столице в 1889 году, была не менее 255 тыс. чел. Или 27% всего населения столицы». Как подчеркивает Г.Ульянова: «Картина благотворительности в Российской империи на рубеже XIX – ХХ веков демонстрирует свое исключительное многообразие и полиэтнический характер». Последнее очень важно для многонациональной страны, каковой была Российская империя.

 

Подводя итоги

 

Не менее серьезные ростки гражданского общества были связаны с российским местным самоуправлением – земством, начало которого было заложено реформой 1864 года, а конкретно Положением о губернских и уездных земских учреждениях. Это был в высшей степени положительный опыт, связанный и с выборами, и с умением содержать в порядке дороги, больницы, учебные заведения. В книге опыту земства посвящена глава, написанная Татьяной Свиридовой. Но эта тема более известна современному читателю.

Если подводить итоги, не столько представленному в книге коллективному исследованию, сколько собственному положительному опыту становления гражданского общества, то приходится констатировать невеселую картину нашей нынешней жизни: добровольные ассоциации существуют, но они не играют роли связующего звена между обществом и государством; благотворительность не стала серьезной составляющей гражданской активности, каковая находится на низком уровне; местное самоуправление по сути не стало таковым, и прежде всего потому, что российское население не желает защищать свои интересы по месту жительства и в своей массе не проявляет в этом никакой активности (а эффективность местного самоуправления зиждется как раз на активности граждан). Получается, что собственный положительный опыт второй половины XIX – начала XX века мы почти не знаем и никак не используем. Кто от этого теряет? Мы сами.

«ЗС» № 6/2011

Закрыть меню