Д.Г. Левицкий «Портрет Е.Р. Дашковой», 1784 г.
Елена Съянова
«…Перед вами картина жизни беспокойной и бурной…» – так пишет в своих воспоминаниях Екатерина Дашкова, первая женщина-президент Российской Академии наук и художеств. Кто вы, Екатерина Дашкова?
«Кажется, Россия есть страна, где отношения обоих полов поставлены совершенно навыворот: женщины тут стоят во главе правления, председательствуют в ученых учреждениях, заведывают государственной администрацией и высшею политикой.Здешней стране недостает одной только вещи, а этим татарским красоткам – одного лишь преимущества, именно: чтобы они командовали войсками», – так писал в своих «Мемуарах» известный обожатель прекрасных дам Казанова.
Тот факт, что дама должна быть непременно хороша собой, считался непреложным в тот век. Не блистать умом или особыми способностями, не иметь мало-мальски приличного образования, обладать скверным характером, и даже быть бедной… все не проблема, если природа одарила большими глазами, маленьким носиком, жемчужными зубками. А не одарила, ну… тогда зачем вообще породила на свет?!
Судьбы двух дочерей графа Романа Илларионовича Воронцова (того, что за жадность был прозван современниками «Роман большой карман») – наглядный пример того, о чем позже скажет Герцен, скажет, правда, лишь об одной из сестер:
«Дашковою русская женская личность, разбуженная петровским разгромом, выходит из своего затворничества, заявляя свою способность, и требует участия в деле государственном, в науке, в преобразовании России – и смело становится рядом с Екатериной».
Кстати говоря, и сама великая императрица, имеющая в истории имидж красавицы, не только ею не была, а даже имела в лице сильно заметную диспропорцию, если не сказать, уродство – неестественно длинный подбородок, который лишь с возрастом был несколько скраден оплывающими щеками…Что же до сестер Воронцовых – Елизаветы и Екатерины, то обе были вызывающе, прямо таки до неприличия некрасивы. Обе эти бедняжки не только природою были обделены привлекательностью, но не обучены ни грациозно двигаться, ни модно одеваться, ни подбирать украшения.
Они росли без матери, в доме дяди вице-канцлера Михаила Воронцова, которому было не до них. Учились танцам, которые младшая Екатерина на всю жизнь возненавидела, рисованию, верховой езде, языкам, причем Елизавета в результате этого обучения говорила на смеси из иностранных слов и русского сквернословия, приводя в ужас окружающих и – в недоумение иностранных дипломатов. А ведь будет время, когда именно ее, Елизавету Романовну Воронцову в своих письмах и донесениях послы будут характеризовать как вероятную будущую императрицу всея Руси. Не больше – не меньше. Напомню, что эта «толстушка, топотушка, хохотушка и ругательница» (так однажды отозвался о ней в одном из своих писем Иван Иванович Шувалов) очень понравилась наследнику Петру Федоровичу, который, став императором, объявил ее не только своей фавориткой, но выразил желание в недалеком будущем на ней жениться, отправив жену Екатерину Алексеевну в монастырь. Плохой вкус был у Петра III? А может быть, он в пику времени и нравам не по внешности выбирал себе подругу?!
Было, наверное, в этих плохо воспитанных дурнушках что-то живое, естественное, что-то настоящее.
Много лет спустя выданная императрицей Екатериной за пожилого человека и родившая от него единственную дочь Елизавета Романовна попросит вернувшегося из-за границы Шувалова пристроить дочку в штат фрейлин великой княгини, супруги наследника Павла Петровича. Шувалов поможет: Аннушка Полянская станет одной из любимых фрейлин Марии Федоровны. А Шувалов оставит такое вот любопытное замечание по поводу сестер Воронцовых:
«Всегда то она меня раздражала… а чего злился.. Была глупенькая, привязчивая девочка, без матери выросшая…
И к Петру то привязалась она, как собачонка, глядела преданно, пила с ним вино, а когда увезли императора в Ропшу, рвалась за ним туда, согласная на опалу, на смерть… Понимала ли она тогда будущее… Всегда мне казалось, что у Лизы вечно туман в голове, но в том может и было ее спасение… А у Катеньки головка всегда была ясная…»
Вот это последнее замечание особенно интересно, поскольку речь идет о совсем еще юной девочке.
Дальше Иван Иванович вспоминает, как заболевшую корью Катеньку Воронцову однажды срочно увезли из дворца в деревню, опасаясь, не заразила бы маленького Павла Петровича, и как он, Шувалов, возил ей туда «возами» книги, «вороха газет» и снятые копии с дипломатической переписки ее дяди-канцлера. И Катенька все читала, читала, читала… Вольтер, Монтескье, Буало…
Екатерина Романовна Воронцова, в замужестве Дашкова, оставила любопытные записки о своей жизни, однако, как и «Запискам» императрицы Екатерины, им нельзя доверять, с точки зрения исторических фактов. К сожалению, и подлинник этих мемуаров до сих пор архивистами не обнаружен.
Тем не менее, другого источника, раскрывающего эту удивительную личность, нет. Разве что есть возможность сравнивать некоторые события из описания Екатерины Романовны с тем, как их воспринимали другие. Приведу пример: сама Екатерина Романовна, описывая свой брак с Михаилом Дашковым, пишет о «божьем промысле», о любви с первого взгляда, напускает всякого романтического тумана. А вот секретарь французского посольства де Рюльер рисует поразительную, даже сейчас шокирующую нас сцену. Якобы молодой князь Михаил Дашков, этакий штатный красавчик и известный ловелас, спьяну, должно быть, принялся чересчур вольно увиваться за племянницей вице-канцлера и болтать всякий амурный вздор, скорее всего, даже не воспринимая ее всерьез. Не знал, бедолага, с кем имеет дело! Смущенная девица решительно обратилась к своему дяде и прямо тут же, прилюдно заявила, что вот, де, любезный дядюшка, князь Дашков делает мне честь и просит у вас моей руки.
И куда было князю деваться?! Женился, как миленький. Было тогда Екатерине Романовне всего 15 лет.
В своих воспоминаниях Дашкова называет свою жизнь «печальной»:
«…Перед Вами картина жизни беспокойной и бурной или, точнее говоря, печальной и обремененной затаенными от мира тревогами сердца, которых не могли победить ни гордость, ни мужество…»
Но возможно, именно в первые годы замужества, рождения детей, простых женских хлопот и переживаний Екатерина Романовна была все же счастлива. Всего два года … или целых два года счастья – так ли это мало для человеческой судьбы?! И, может быть, из этих двух лет, как из живого источника, она и станет черпать внутреннюю силу на всю дальнейшую жизнь?!
Когда в 1761 году Дашковы возвратились в Петербург, императрица Елизавета уже тяжело болела. При дворе царили смута, раздражение, витали страхи… Надвигалась «буря в стакане» очередного дворцового переворота. Напомню, что вопрос тогда стоял так: Петр или Павел? Иными словами – не любивший Россию император или регентство? Но это мы теперь знаем, что Петр Федорович не любил и боялся страны, которой ему предстояло править, а тогда об этом знала лишь дворцовая элита, но даже не догадывалась огромная многоликая империя. Россия хотела Петра Третьего, надеялась на него, ожидала перемен… Пугачевское восстание, по сути, было зачато на одре смерти Елизаветы Петровны. Никем еще не видимое, не предполагаемое даже в масонской ложе «Великий восток», там, где первые сановники России, забыв о ритуалах, едва ли не врукопашную сходились в спорах о «регентстве», «бабьем царстве», о безнадежном третьем Петре и о том, как воспитать для великой России великого императора Павла…
Елизавета скончалась. А болтовня только усиливалась, разве что придворные временно перешли на шепот. Согласия не было. Часть сенаторов, Синод, военачальники склонялись к тому, чтобы поддержать реформы Петра, попутно прощая императору его маленькие слабости и закрывая глаза на безобидные выходки. Зато вся околотронная челядь, а с ней заодно и гвардейские сибариты, от «слабостей» государя всегда зависимые, горой стояли за возможное послабление – «бабье царство» – очередное женское правление.
Среди этой никчемной публики оказалась и Екатерина Романовна Дашкова, правда, такая еще молодая и неопытная. И совсем по другой причине.
Екатерина Романовна в прямом смысле слова влюбилась в гонимую, отвергнутую мужем, такую разумную, но мягкую и милую супругу грубияна Петра. Который, ко всему прочему, еще и совершенно подчинил своей воле ее слабую сестру. Господи! Сколько переживаний доставляла тогда Екатерине Романовне, замужней даме, эта Лиза, живущая во грехе, неразумная, глупая, но единственно родная на свете душа!
Природа, в свет тебя стараясь произвесть,
Дары свои на тя едину истощила,
Чтобы на верх тебя величия возвесть,
И, награждая всем, она нас наградила.
Такую надпись Дашкова сочиняет к портрету Екатерины. Не столько талантливо, сколько искренне. И Екатерина вроде бы отзывается на чувства Дашковой, восхищается ее поэтическим даром, ее сильным характером. И пишет ей следующее:
«Только заклинаю продолжать любить меня, будьте уверены, что моя пламенная дружба никогда не изменит Вашему сочувствию».
Историк Иловайский по поводу этих слов Екатерины заметил: «Так пишут женщине, которой отличные способности и гордую, энергичную натуру хорошо понимают и которую хотят приковать к своим интересам».
Интересы понятны. Дашкова из Воронцовых – семьи, всегда подпиравшей русский престол. Однако можно ли доверять искренней и нерасчетливой девочке, какой была тогда Екатерина Романовна?! А вот это едва ли.
Кстати говоря, Екатерина свое подлинное отношение к Дашковой довольно цинично описала в письме к Понятовскому в августе 1762 года:
«Княгиня Дашкова напрасно пытается приписать всю честь победы себе. Она знала кое-кого из главарей, но была у них на подозрении из-за своего родства, да и ее девятнадцатилетний возраст не особенно располагал, к тому, чтобы доверять ей. И хотя она и заявляет, что все, что произошло со мной, прошло через ее руки, не следует забывать, что заговорщики были связаны со мной в течение 6 месяцев, и задолго до того, как она узнала их имена. Она действительно умна, но тщеславна безмерно. Она славится сварливым нравом, и все руководство нашим делом терпеть ее не может. От княгини Дашковой приходилось скрывать все каналы тайной связи и сообщать лишь минимальные сведения».
Императрице вторит все тот же де Рюльер, говоря о двояком расчете Екатерины – на военных, подстрекаемых братьями Орловыми, и на исконную русскую знать – в лице Дашковой и тех, кто был с ней в родстве, например, Панин.
Тем не менее, Екатерина все же отблагодарила подругу суммой в двадцать четыре тысячи рублей и орденом св. Екатерины. Однако уже на следующий день Екатерина Романовна начала стремительно прозревать: подруга – новая государыня, с которой накануне они столько шептались и обнимались, скакали на лошадях, театрально выхватывали шпаги и прочее, вдруг сделалась холодна, и совершенно другие люди теперь допускались к ней в любое время дня и ночи. А ее, Дашкову, откровенно посылали подальше от двора.
Это был тяжкий удар, жестокий урок судьбы, который мог бы навсегда искалечить менее сильную душу.
За первым ударом последовал второй: смерть страстно любимого мужа Михаила Ивановича Дашкова, отца двух ее детей.
Подытоживая этот период жизни Дашковой, можно сказать, что ничего тогда не предвещало в ее судьбе чего-то особенного, уникального, что навсегда оставляет в истории те или иные имена. Что ее ждало в будущем? Ехать с детьми в деревню, заниматься хозяйством, экономить на всем, чтобы оплатить многочисленные долги покойного мужа. В лучшем случае снова выйти замуж… Но возможно, как раз эти годы, проведенные в глуши, среди спартанской обстановки и жесткой экономии, выработали в ее характере все те черты, которых не дало воспитание, но без которых она не стала бы тем, кем стала: ответственность, требовательность, инициативность, железную хватку – вот основа ее характера. В свои 25-27 лет она выглядела сорокалетней, избегала общества мужчин и сама все более приобретала некую мужеподобность, своего рода внутреннюю броню от соблазнов, присущих ее возрасту и полу.
Она выбрала себе цель и шла к ней твердой мужской походкой, а в то время ее целью было дать своим двум детям хорошее европейское образование. Дать именно то, чего не получила сама. И это истинная правда о Екатерине Романовне Дашковой – хорошего образования она не имела.
Дашкова с детьми дважды посещала Европу. Эти ее путешествия подробно описаны. Скажу только, что было множество встреч, впечатлений, и, как всегда в ее жизни, много труда – над собой, над образованием сына и дочери, над репутацией России и российской императрицы. В 1782 году, перед отъездом из Италии домой, порядком поистратившаяся, она на последние средства устроила роскошный прием в честь двадцатилетия восшествия на престол Екатерины Второй.
В том же году Екатерина Романовна с семьей вернулась в Петербург. Вернулась без денег, без иллюзий, без надежды на благосклонность императрицы. Но та «подругу» в беде не оставила: пожаловала ей две с половиной тысячи крепостных душ и роскошный особняк в Петербурге, имение, дом в Москве. И только взялась Екатерина Романовна за привычное уже дело – налаживание теперь уже большого хозяйства, как вдруг…
Вот как это «вдруг» описывает сама Дашкова: якобы на одном из балов Екатерина сказала: «Я имею сообщить вам, княгиня, нечто особенное». Затем, отведя княгиню в сторону, она объяснила, что назначает ее директором Академии наук и художеств. «От удивления я не могла выговорить ни слова, … а когда возвратилась домой, то села за письмо к императрице, в котором были и такие слова: «сам Господь Бог, создавая меня женщиной, этим самым избавил меня от должности директора Академии наук; считая себя невеждой, я никогда не мечтала попасть в ученую корпорацию…»
Конечно, никакого «вдруг», тем более такого масштаба, при императрице Екатерине быть не могло! Ситуация сложилась таким образом, что сама вывела на кандидатуру Екатерины Романовны Дашковой, как на наилучшую.
Академия прозябала. Средства разворовывались, академики разбегались, научная работа не соответствовала запросам времени и страны. Екатерина полушутя пожаловалась своему окружению, что уже и не знает, что ей делать – не Академия, а одни склоки. И вот тут-то (по воспоминаниям графа Чернышева ) Иван Иванович Шувалов и высказал показавшуюся всем забавной (но не только) мысль, что-де таким «полком умников» только женщина командовать может, да и кто, как не рачительная хозяйка, наведет порядок своей маленькой, но твердой рукой. А пример тому – «сама хозяйка державы российской».
Екатерина, безусловно, понимала, что подобное назначение вызовет шок и в обществе, и в Европе, а главное – в самой Академии. Но взялся помогать умница Шувалов: разослал письма своим вельможным друзьям в Европе, уговорил великого Эйлера самому представить Академическому совету нового Президента. А еще он составил для Дашковой вступительную речь, в которой она должна была твердо заявить об отсутствии у себя каких-либо претензий руководить собственно наукой, «к коей питает слишком глубокое уважение».
Первый визит в Академию Дашкова совершила в сопровождении знаменитого математика Эйлера. Обращаясь с краткой речью к профессорам, она призналась в скудости своего научного образования, но заверила их в своем глубоком уважении к науке.
А еще Иван Иванович настоятельно советовал Дашковой каждые два-три года непременно представлять императрице подробные отчеты о проделанной работе и о финансово-хозяйственном состоянии Академии.
Уже в 1786 году Президент Дашкова представила Екатерине свой первый отчет о своей трехлетней деятельности. Екатерина была довольна. Прежде всего, потому что знала, что все в нем было правдой.
Было построено новое здание Академии. Хотя без жалоб не обошлось: Дашкова была требовательна, порой придирчива, и архитектор Кваренги посетовал как-то на ее скверный характер, тихо, в частном письме. Но мнение знаменитого архитектора наложилось на мнение самой Екатерины Второй, высказанное много лет назад, – о «сварливом нраве»… Думаю, сильно преувеличена репутация Дашковой как человека с дурным характером. (Более других способствовал клевете на Дашкову последний фаворит Зубов.) Зато другая характеристика императрицы – о «тщеславии» Екатерины Романовны – совершенно не проявилась на посту Президента Академии наук.
Дашкова работала, во все вникая, но сама отступая в тень. Так, как это всегда делал ее друг Иван Иванович Шувалов.
Снаряжение научных экспедиций, основание научных и художественных журналов, совершенно преобразивших общественную жизнь России, восстановление типографий, строительство библиотек, учреждение так называемого «переводческого департамента». Как и Ломоносов, она много занималась академической гимназией, увеличивая число учеников-стипендиатов, «выбивала», как бы сейчас сказали, заграничные стажировки для молодых ученых, художников. Сама много сочиняла, переводила, работала, как филолог и лингвист, и, между прочим, любопытный факт – 29 ноября 1783 года на заседании Академии именно она предложила ввести печатную букву «Ё».
В октябре 1783 года Дашкова предложила учредить еще одну – Российскую академию. В отличие от Академии наук, занимавшейся точными дисциплинами, задача Российской академии состояла в разработке гуманитарного цикла, прежде всего русского языка, выработке правил правописания, а также в составлении словарей. Инициатива была «наказана» выполнением, и с 1783 года Дашкова руководила уже двумя академиями.
При Дашковой российский ученый был поднят на достойную высоту. Труды высоко оплачивались, конечно, если имели научный интерес. Дашкова обязала академиков публиковать свои работы, прежде всего, в отечественных журналах и не отправлять их за границу « …пока Академия не извлекла из них славу для себя путем печати и пока государство не воспользовалось ими».
Случались, конечно, и досадные недоразумения в отношениях Дашковой с достойными и полезными людьми, к примеру, до сих пор непонятно, за что так ополчилась Екатерина Романовна на механика, изобретателя Кулибина?! Ведь до чего уживчивый был человек! К нему прекрасно относились братья Орловы, его уважал и ценил Эйлер, и сама Екатерина всегда поощряла и награждала. И чего взъелась на него?! Дошло даже до того, что она отказала ему в прибавке жалованья, когда у Кулибина родился седьмой ребенок, а Державину, выхлопотавшему-таки эту прибавку у императрицы, через голову Дашковой, учинила скандал, буквально взбесившись и наговорив ему (Державину), по ее же собственным словам, «премного грубостей, даже насчет императрицы…».
О семейной жизни Екатерины Романовны написано едва ли не больше, чем о ее деятельности на посту директора Академий. Скажу только, что в семье ее лада не было. С дочерью дошло до полного разрыва, сын женился, даже не спросив благословения у матери. Отчасти она и сама была в этом виновата: слишком привыкла опекать их, не заметила, как выросли, и опеку стали воспринимать, как ненавистный контроль. Да и отношения с императрицей, которой постоянно дул в уши ненавистник Дашковой Платон Зубов, были натянутыми, хотя внешне вполне лояльными. Императрица точно ждала повода…
Этим поводом в 1795 году стала разрешенная Дашковой публикация трагедии Княжнина «Вадим Новгородский», в которой Екатерина усмотрела республиканские идеи. Трагедию изъяли, а Дашковой было предложено «отдохнуть», то есть на два года отправиться в деревню.
Екатерина Романовна уехала. Больше обе Екатерины никогда не увиделись. Екатерина Вторая вскоре скончалась, а Екатерина «малая», как ее называли в молодости при дворе, засела за мемуары:
«Из моего рассказа будет видно, как опасно плыть на одном корабле с великими мира сего, и как придворная атмосфера душит развитие самых энергичных натур.»
Император Павел сразу, уже официально, отстранил Дашкову от всех ее должностей и собирался выслать в новгородское имение. Он никогда не прощал княгине ее участия в заговоре против его отца Петра Третьего. Но вмешалась супруга Мария Федоровна, упросила, смягчила гнев императора. Дашковой позволено было вернуться в Москву.
Александр Первый согласился на желание членов Российской Академии пригласить Дашкову снова занять пост директора. На этот раз Екатерина Романовна категорически отказалась.
ЗС № 02/2016
