Елена Генерозова
Музей – в первую очередь хранилище. Собрание вещей и предметов. Усадьба – это так или иначе место для жизни. Но место, как правило, обширное – с жилыми и хозяйственными помещениями, флигели-гроты, амбары, летние театры, оранжереи, домики для птиц, церкви и парк – непременно парк, романтический английский или регулярный французский, по вкусу хозяев. Конечно так широко жили далеко не все, тем не менее, если мы говорим об усадьбе, то подразумеваем место для жизни праздной и увлекательной – и ту тонкую и кратковременную прослойку общества, которая вошла в историю под именем русского дворянства. С XVII по XX век усадеб построено тысячи, но лишь немногие дошли до нас в первозданном виде.
И Хмелита – не исключение. В той, изначально спроектированной красоте ни дом, ни парковый ансамбль до нас не дошли, да и вряд ли могли дойти, учитывая обстоятельства. Дом, построенный в 1750-х годах отставным поручиком лейб-гвардии Преображенского полка Федором Алексеевичем Грибоедовым (дедом известного драматурга и поэта), испытал на себе немало. Стихийные бедствия, смена хозяев, войны до неузнаваемости изменяли облик этого уникального ансамбля. А в том, что Хмелита уникальна, нет никаких сомнений. И вот почему.
После петровских преобразований русское культурное пространство четко разделилось на две части – народную и аристократическую. И если в допетровское время посадские избы и боярские терема функционально отличались не сильно (разве что размерами, количеством печей, внутренним убранством), то после размежевания пропасть между господами и холопами вполне можно обозначить грибоедовской цитатой о дистанциях огромного размера.
И так получилось, что Россия Петра начала встраиваться в систему мировой культуры в момент господства в этой культуре барокко. Вообще барокко – один из немногих глобальных стилей, оказавший влияние практически на все территории Европы и значительную часть Азии. Естественно, распространение на такой огромной территории обусловило вариативность. Одно лишь русское барокко включает в себя барокко нарышкинское (оно же московское), голицинское, петровское, и, наконец, елизаветинское или растреллиевское барокко, к которому и относят сегодня стилистику нашей усадьбы.
Вообще мне кажется довольно странным, что именно этот тяжеловесный, перегруженный множеством деталей стиль (а барокко – это всегда избыток, всегда перебор) так замечательно начал чувствовать себя именно на русской почве. Более того, именно с барокко началось полномасштабное развитие архитектуры, живописи, скульптуры, то есть, произошла в некотором роде культурная революция. Усадьбы и замки, выстроенные по западной моде, и были, и остались символами роскоши, мощи, грандиозности.
Вполне можно предположить, что Федор Алексеевич, немало времени проведший среди аристократов императорского двора, захотел и на родной земле создать что-то подобное дворцам Петербурга. Елизаветинское барокко в этот раз занесло довольно далеко от родных земель, ибо большая часть построек в этом стиле располагается вблизи Москвы и Петербурга; Хмелита – единственная усадьба такого рода на Смоленщине.
К сожалению, имени автора архитектурного проекта Хмелиты история не сохранила. Но, по всей вероятности, это был кто-то из столичных, ибо контраст между главным домом усадьбы и всеми остальными строениями очень велик – видимо, проектированием и строительством всего остального занимались местные, доморощенные архитекторы, не имевшие ни набитой руки, ни аристократического блеска.
В облике дома мы можем найти все три основных признака барочной архитектуры: асимметрию, контрастность, крупные объемы. Каменный двухэтажный дом включал в себя множество комнат, зал с очень типичными для барокко «лежачими» овальными окнами, столовыми, гостиными, кабинетами, лакейскими, на втором этаже – так называемая «комната Грибоедова», где, согласно преданию, всегда останавливался будущий писатель.
Усадьбу много раз перепродавали из рук в руки, что вело за собой и бесчисленные перестроения. В 1832 году новый хозяин заштукатурил колонны, убрал фронтоны и «фирменнобарочные» ушастые наличники, разобрал ведущую в парк лестницу. Наверху достроили цилиндрический бельведер, с главного фасада пристроили классический портик. Примерно в таком виде усадьба вступила в XX век – сохранились фото 1920–1930 годов, на которых мы можем наблюдать сей странный гибрид. Она стала использоваться как школа, контора, склад. В 1954 году в главном здании, где сушилось лыко, случился пожар, продолжавшийся неделю. Развалины стали источником кирпичей для местных крестьян. Только в начале 1960-х годов в домах и парке началась реставрация, которая, собственно, продолжается до сих пор.
Насколько нам известно, не все однозначно принимают нынешний обновленный облик Хмелиты. Есть мнение, что сейчас нам видна скорее фантазия на тему Хмелиты, но не она сама. Однако, несмотря на такое множество последовательно сменяющих друг друга вариантов, мы, по-видимому, обрели именно грибоедовский вариант усадьбы. Раскопки позволили воссоздать облик дома и внутреннее убранство, барочную лестницу на два входа, крышу, покрытую благородной медью. Конечно, то, что было здесь изначально – аллеи, цветники, конный завод с манежем, библиотеку и картинную галерею (шедевры которой ныне украшают главные музеи обеих столиц) – невозможно вернуть полностью. Но все же, побывав здесь, нельзя не проникнуться тем особым духом русской провинции, который так хорошо нам известен по «Горю от ума». Будущих героев своей бессмертной комедии Грибоедов встретил именно здесь, в дядином доме: Фамусов – дядя поэта, Софья – его сестра, Скалозуб – генерал Паскевич, а Чацкий – это Иван Якушкин, будущий декабрист. В зеркале произведения отразилась жизнь. Но если мы можем утверждать, что этот музей – зеркало эпохи, то, учитывая его богатую историю, правильнее будет говорить о нескольких зеркалах разных эпох, в которых последовательно отразились все этапы существования Хмелиты – от процветания к упадку и обновлению, уже в новом замечательном статусе музея, открытого для всех.
Прежде чем восстановить усадьбу, которую мы видим теперь, реставраторы провели большую исследовательскую работу в архивах, чтобы образ ее как можно более соответствовал тому, каким он был при Грибоедове. И все-таки, насколько нам известно, не все однозначно принимают нынешний обновленный облик Хмелиты. Есть мнение, что сейчас нам видна скорее фантазия на тему Хмелиты, но не она сама. Однако, несмотря на такое множество последовательно сменяющих друг друга вариантов, мы, по-видимому, обрели именно грибоедовский вариант усадьбы. Раскопки позволили воссоздать облик дома и внутреннее убранство, барочную лестницу на два входа, крышу, покрытую благородной медью. Конечно, то, что было здесь изначально – аллеи, цветники, конный завод с манежем, библиотеку и картинную галерею (шедевры которой ныне украшают главные музеи обеих столиц) – невозможно вернуть полностью. Но все же, побывав здесь, нельзя не проникнуться тем особым духом русской провинции, который так хорошо нам известен по «Горю от ума». Будущих героев своей бессмертной комедии Грибоедов встретил именно здесь, в дядином доме: Фамусов – дядя поэта, Софья – его сестра, Скалозуб – генерал Панкевич, а Чацкий – это Иван Якушкин, будущий декабрист. В зеркале произведения отразилась жизнь. Но если мы можем утверждать, что этот музей – зеркало эпохи, то, учитывая его богатую историю, правильнее будет говорить о нескольких зеркалах разных эпох, в которых последовательно отразились все этапы существования Хмелиты – от процветания к упадку и обновлению, уже в новом замечательном статусе музея, открытого для всех.
ЗС № 1-2017
