Наталья Рожкова
При словах «дом Льва Толстого» память послушно разворачивает картину утопающих в зелени белых зданий Ясной Поляны. Однако здесь, в тихих московских Хамовниках, он со своими родными прожил девятнадцать зим (с 1882 по 1901 год). Шаг этот был вынужденный – не особенно жаловал Лев Николаевич столичную суету, но с издателями много общаться приходилось. Семейство Толстых на лето уезжало в Ясную Поляну. До покупки дома Лев Николаевич писал: «В Москве впервые понял, что не все интересы вертятся около нас, а что существует другая жизнь людей, ничего не имеющих общего с нами, не заботящихся о нас и даже не имеющих понятия о нашем существовании… Вчера я вернулся из Москвы, где я заболел, с таким отвращением ко всей этой праздности, роскоши, к нечестно приобретенным и мужчинами и женщинами средствам, к этому разврату, проникшему во все слои общества, к этой нетвердости общественных правил, что решился никогда не ездить в Москву». И действительно, в течение восьми лет он посещал Первопрестольную только по делам.
Участок с домом, принадлежавший скромному коллежскому секретарю Арнаутову, был некогда частью большей по размерам усадьбы Мещерского. Писатель приехал смотреть свое будущее жилище. Наступил вечер, смеркалось, и хозяин, прождавший его целый день, с досадой сказал:
– Лев Николаевич, вы ничего не увидите!
– Не надо дом, я вижу сад! – ответил Толстой.
Софья Андреевна тогда отметила, что он «очень прельстился простором всей усадьбы, более похожей на деревенскую, чем на городскую». Главный бревенчатый дом был построен в первое пятилетие XIX века и пережил сокрушительный пожар 1812 года. После покупки Лев Николаевич распорядился его перестроить, чтобы большая семья (семеро детей: дочери Татьяна и Мария, сыновья Сергей, Илья, Лев, Андрей и Михаил) жила в комфортных условиях. В усадьбе надстроили гостевые комнаты второго этажа. В итоге получилось шестнадцать помещений для родных и прислуги. Строительство осуществлялось под руководством архитектора М.И. Никифорова. И головное деревянное здание приобрело некоторую обаятельную непропорциональность.
Мемориальная усадьба писателя является филиалом Государственного музея Л.Н. Толстого, расположенного на Пречистенке. По мере приближения к хамовническому островку городской шум становится тише. Его замечательные пожилые хранительницы любезно избавляют меня от тяжелого пакета с книгами: «Оставьте здесь, под мемориальным зеркалом». Машинально смотрю в потемневшее стекло, и вижу, что самая обыкновенная стена и вход в гардероб в нем выглядят как-то по-другому – в них больше теплых красок. Музейные служащие, смеясь, говорят о ком-то: «Представляете, он сказал: «Когда нас учительница сюда водила, медведь на лестнице был больше». А я ему: «А может быть, это вы были меньше?».
На первом этаже, около парадной лестницы на второй этаж, привлекает внимание дорожная шуба писателя, расположенная под толстым стеклом. Вроде, совсем недавно снял ее граф… Вообще, эффект присутствия ощутим, но внушает тревогу: даже на фотографии непросто взглянуть в цепкие глаза сурового старца. Так, один из дагерротипов, сделанный в 1898 году в день Пасхи, запечатлел человек 10–12. Улыбаются все – кроме Льва Николаевича. На лице его – напряженная работа мысли, желание успеть… «Он из всех нас успел сказать наиболее своего», – писал о своем вечном сопернике Ф.М. Достоевский.
Завтракали в семье Толстых все в разное время. Но обед – дело святое, всегда проходил в определенные часы. Во главе стола непременно стояла Софья Андреевна, которая сама разливала суп, а лакей разносил уже тарелки членам семьи. Вот они и сейчас расставлены, и, похоже, слышны приближающиеся голоса… Обстановка очень простая, не соответствующая высокому статусу хозяев. Почему-то вспомнилась поразившая своей скромностью резиденция императора Николая I в Петергофе – ни одной бесполезной вещи, приобретенной просто так, ради роскоши.
Самая яркая и красивая комната первого этажа принадлежала Татьяне Львовне. Старшая дочь писателя отличалась веселым нравом и легким характером, ее обожали младшие братья и сестры. Творческая обстановка комнаты во многом обусловлена родом ее занятий – она была художницей-портретисткой и обучалась в Училище живописи, ваяния и зодчества. Татьяна Львовна (впоследствии, по мужу – Сухотина-Толстая) – автор неоднократно переиздававшихся мемуаров об отце, где описан интересный эпизод ее общения с обер-прокурором Святейшего Синода Константином Победоносцевым, при непосредственном участии которого Толстой был отлучен от церкви:
«Прожила я в Петербурге неделю и собралась уже ехать домой, как получила от папы телеграмму следующего содержания: «В Петербург едут самарские молокане. Останься, помоги им.» Так как дело, очевидно, зависело от Победоносцева, то я решила пойти прямо к нему. Он выше ростом, чем ожидала, бодрый и поворотливый. Он протянул мне руку, подвинул стул и спросил, чем может служить. Я поблагодарила за то, что меня принял, и сказала, что отец прислал ко мне молокан с поручением помочь им.
– Ах, да, я знаю, – сказал Победоносцев. – Это самарский архиерей переусердствовал, я сейчас напишу губернатору об этом. Вы только скажите мне их имена. И он вскочил и пошел торопливым шагом к письменному столу. Я была так ошеломлена быстротой, с которой он согласился исполнить мою просьбу, что совсем растерялась.
– Да, архиерей самарский переусердствовал, у шестнадцати родителей отняты дети, – повторил Победоносцев. Вскоре все дети были возвращены родителям».
Среди экспонатов музея – обувь, которую мастерил граф. Он справил сапоги своему зятю (супругу Татьяны), однако тот проходил в них всего один день – малы оказались. М.С. Сухотин поставил сапоги рядом с книжным шкафом, а Лев Николаевич шутил, что это лучшее его произведение. А знаменитые «толстовки» шила Софья Андреевна.
Поднимающихся на второй этаж встречает на лестнице чучело медвежонка (того самого, о котором говорили служительницы). В его лапах – деревянная тарелка, на ней гости оставляли свои визитные карточки. В новых комнатах сделаны богатые паркетные полы, обои в стиле мрамора, в гостиных – камин, турецкий диван и фортепиано. Там обычно принимались гости, среди которых бывали А.Н. Скрябин, С.В. Рахманинов, И.Е. Репин, А.М. Васнецов, А.Н. Островский, А.П. Чехов, Ф.И. Шаляпин, А.М. Горький, А.Г. Достоевская (вдова писателя), А.А. Фет (последнего Лев Николаевич также одарил собственноручно сшитой обувью). Звучала музыка. Вечером в зале устраивали так называемый «большой чай». После шумящего самовара все переходили к овальному столику, где читали вслух произведения разных авторов.
Личное пространство писателя – кабинет и рабочая комната. Младшая дочь Александра Львовна вспоминала: «Кабинет Толстого в Москве совсем особенный: в самом дальнем углу потолки низкие, можно достать рукой. Мягкая, обитая черной клеенкой мебель – диван, широкие кресла, у окна большой писательский стол с резной решеткой с трех сторон. Здесь в кабинете тихо, сюда не доходит городской шум, окна выходят в сад, и не доходят крики детей и домашняя суета». Писатель вставал в семь часов утра, иногда раньше. Сам убирал в кабинете. Затем пилил и колол дрова в сарае, носил их в дом и топил печь в рабочей комнате. Отправлялся за водой, которую на тележке привозил из колодца в саду. Стул у рабочего стола непривычно низок – Толстой сам подпилил его ножки, так как стал неважно видеть. Однако в 67 лет он впервые сел на велосипед (который имеется здесь в качестве экспоната), совершал пешие и конные прогулки. В уголке приютились гантели.
Самую старинную часть здания семья в шутку называла катакомбами, где среди помещений для прислуги (особенно уютна чистенькая, светлая девичья) и буфетной находилась комната старшей дочери Марии и кабинет Толстого. В комнате Машеньки имеется необычный экспонат – скатерть на столе. На ней оставили свои автографы родственники и друзья, среди которых много исторических личностей – дочь писателя собственноручно вышила все автографы. Мария с юношеских лет помогала Льву Николаевичу вести корреспонденцию, занималась переводами, выполняла секретарские обязанности (чем вызывала ревность Софьи Андреевны). Разделяя взгляды отца, отказалась от светских выездов; много сил отдавала просветительской работе. Она была пятым ребенком в семье Толстых. В 1873 году Лев Николаевич в письме, адресованном двоюродной тетке, дал краткую характеристику всем своим детям. Марию, которой на тот момент исполнилось два года, он описал как «слабого, болезненного ребенка» с курчавыми белыми волосами и «странными голубыми глазами». Свою аскетичную комнату дочь Толстого – единственная в семье – убирала сама, не прибегая к помощи прислуги. Отказавшись от причитающейся ей доли земельного имущества, Мария Львовна уехала из родного дома в 1897 году – после того, как стала женой князя Николая Леонидовича Оболенского, приходившегося ей двоюродным племянником. На первых порах молодая семья жила у мужа в Покровском, позже перебралась в имение Пирогово, расположенное в 35 километрах от Ясной Поляны. Эту деревню Толстой ценил за «особо приятную тишину»; в прежние годы там бывал И.С. Тургенев. Льву Николаевичу было суждено пережить любимую дочь – она скончалась в возрасте 35 лет от воспаления легких. Он писал в дневнике вскоре после ее смерти: «Снова и снова думаю о Маше, но с добрыми слезами умиления – не о том думаю, что она потеряна для меня; думаю просто о праздничных мгновениях, прожитых с нею, – благодаря любви к ней».
Дети Толстого в 1921 году, делясь впечатлениями от открытого музея, сказали, что у них создалось ощущение, будто «их родители только что вышли из комнат». С ними мог бы восхищаться экспозицией утонченный, красивый молодой человек лет тридцати с небольшим – самый младший брат, последний, тринадцатый ребенок в семье Толстых, родившийся здесь, Иван Львович, которого все называли Ванечкой. С момента его появления на свет жизнь семьи наполнилась новой радостью. Толстой испытывал необыкновенную нежность к маленькому сыну, видел в нем «духовно одаренного мальчика». Читать и писать Ванечка учился по «Азбуке» Толстого, которая по сей день лежит на столе в его детской комнате. Большие способности он проявлял при изучении иностранных языков: в шесть лет свободно владел английским, понимал французский и немецкий, хорошо рисовал, отличался музыкальностью. Мальчик буквально лучился добротой. В дневнике 16 января 1891 года отец отмечал: «Кухаркин сын Кузька, ровесник Ванечки, пришел к нему. Ванечка так обрадовался, что стал целовать его руки. Так естественно радоваться всякому человеку при виде другого…».
Проявление искренней любви к окружающим его людям было, наверное, главной чертой этого ребенка, которая делала его особенным. Он старательно готовился к именинам любимой няни, устраивал с помощью матери рождественские праздники и елки, делал подарки не только для всех приглашенных детей, но и для прислуги, и для детей прислуги. В примыкающей к саду хамовнического дома клинике для душевнобольных находился пациент, заболевший после смерти своего единственного ребенка. Он нашел утешение в общении с Ванечкой. Беседовали они через забор. Но разговоры были самые серьезные. Мальчик внушил страдальцу, что есть немало поводов для счастья в этом мире. После встреч со своим маленьким другом в душе больного вновь пробудилось желание жить. В благодарственном письме Софье Андреевне он писал: «Не доктора исцелили меня, но Бог послал мне утешением вашего Ванечку, этого ангела, который мне дал счастье новой любви к нему и через него – ко всем детям и людям». Реальные события нашли отражение в первом сочиненном мальчиком рассказе о собаке «Спасенный такс», который Софья Андреевна записала со слов сына. Рассказ оказался настолько хорош, что был напечатан в популярном детском журнале «Игрушечка».
Хрупкий малыш часто болел. Скарлатина оказалась для него фатальной. Видя переживания матери, мальчик сказал: «Не плачь, мама, ведь это воля Божия». И, помолчав, спросил, правда ли, что дети, умершие до семи лет, бывают ангелами: «Лучше и мне, мама, умереть до семи лет. Теперь скоро мое рождение, я тоже был бы ангел». Иван Толстой прожил шесть лет и десять месяцев. Лев Николаевич записал в дневнике: «Похоронили Ванечку. Ужасное – нет, не ужасное, а великое духовное событие». И позднее: «Природа пробует давать лучших и, видя, что мир еще не готов для них, берет их назад…».
Толстой создал здесь около 100 произведений: «Смерть Ивана Ильича», «Крейцерова соната», «Отец Сергий», роман «Воскресение», пьесы «Плоды просвещения», «Власть тьмы», «Живой труп» и другие. Пятого апреля 1901 года он написал последнее в этом доме сочинение – «Ответ Святейшему Синоду». В мае того же года писатель, как всегда, переехал на лето в Ясную Поляну, но осенью заболел и отправился на лечение в Крым, где пробыл до середины лета 1902 года. Вернувшись затем в Ясную Поляну, он уже не покидал ее по зимам. В хамовническом доме в Москве поселился со своей небольшой семьей его старший сын Сергей Львович. Последний раз писатель был здесь в сентябре 1909 года проездом из Ясной Поляны в Крекшино Московской губернии. Когда Толстые продали дом (уже после смерти Льва Николаевича), Софья Андреевна произвела детальную опись вещей, находившихся в комнатах. Часть из них была перевезена в Ясную Поляну, а часть хранилась на складах в Москве. Благодаря этому удалось воссоздать точную обстановку в помещениях. Всего здесь насчитывается более шести тысяч экспонатов. Ценность усадьбы заключается также в том, что подобных деревянных строений в Москве практически не осталось.
Во дворе – беседка, где Толстой правил свой знаменитый роман «Воскресение». Слева виднеется флигель в два этажа – там жил конторщик с семьей, помогавший Софье Андреевне издавать рукописи мужа. Видно и сарай, в котором содержались кони и корова, стояла карета и пролетка. В сторожке возле калитки жили два дворника. А во дворе, у сторожки, каждую весну обилием листьев зеленеет сгорбившаяся старушка-береза, в самой юности своей запечатленная на фотографии вместе с хозяином – Львом Николаевичем верхом на лошади. А на этой площадке писатель заливал ледяной каток для детей прямо перед домом; порой и сам там катался.
Дверь музея распахнулась, и выпорхнула стайка девочек, вероятно, семиклассниц. Я видела, с каким интересом они бродили по залам музея, изучали экспонаты, слушали экскурсовода, и спросила, откуда они. Оказалось, из Челябинска. Хотела еще узнать, почему нет с ними мальчиков, но не стала. У сильной половины человечества свои занятия – например, глядеть в звездное небо Аустерлица.
