«Я счастья всякому желаю…»

Наталья Рожкова

Небольшой деревянный особняк с девятью окнами по фасаду на Старой Басманной улице под номером 36 хорошо знаком москвичам, однако еще совсем недавно большинство из них спешило мимо, не останавливаясь, по своим суетным каждодневным делам. Теперь здесь расположен Дом-музей Василия Львовича Пушкина — известного литератора начала XIX века.
Двери музея гостеприимно распахнуты для многочисленных гостей.
На фасаде здания в 1962 году была вывешена мемориальная доска «Александр Сергеевич Пушкин бывал в этом доме у своего дяди-поэта В. Л. Пушкина».
После ее установки дом признали мемориальным, и коммунальные квартиры, находившиеся здесь, стали расселять. Первоначально мне хотелось назвать статью «Мой дядя самых честных правил…», затем передумала: хотя дядюшка гения слыл весельчаком, вызывал улыбки своим простодушием и забавным щегольством, всё же не стоит иронизировать в доме, где царит удивительная атмосфера доброты.

Основательно пострадавшая после пожара 1812 года Москва отстраивалась заново. В 1819 году жена титу­лярного советника П. В. Кетчер приобрела на Ста­рой Бас­ман­ной погорев­ший участок. Супруг ее, обру­севший швед Христофор Яков­ле­вич Кетчер, владел заводом хирур­ги­ческих инструментов, а сын, Ни­ко­лай Христофорович Кетчер, известен как переводчик Шекспира. И. С. Тур­ге­нев посвятил ему эпиграмму:

Вот еще светило мира!
Кетчер, друг шипучих вин;
Перепёр он нам Шекспира
На язык родных осин.

В квартирной книге Басманной части 1822–1824 годов в графе чьи «имян­но до­мы» выстроенные, которого месяца и числа, указано, что дом Кет­че­ра отстроен 1820 года, ноября 16 дня. Деревянное на каменном фундаменте зфдание возведено по одному из «образ­цо­вых фасадов», одноэтажное с типичной планировкой, имело вход со стороны двора и антре­соли в задней половине. К дому прилегал участок с садом и надворными постройками.

В Центральном историческом архиве Москвы хранится неопубликованный документ о найме дома Кетчер Василием Львовичем Пушкиным от 28 августа 1824 года, в котором указано: «…я, нижеподписавшийся коллежский асессор — Василий Львов Пушкин, дал сие условие госпоже титулярной советнице Пелагее Васильевне Кетчеровой в том, что нанял я у нея … для жительства деревянный на каменном фундаменте дом со всеми принадлежностями, как-то: большой с антресолями корпус, Людской флигель с конюшнею, каретным сараем и погребом». В этом районе жили друзья и знакомые Василия Львовича, в частности, семьи Мусиных-Пушкиных и Бутурлиных. Рядом имелись торговые лавки, аптеки, бани и прочие необходимые заведения. Неподалеку отсюда разместилась и церковь Великомученика Никиты, прихожанином которой являлся Василий Львович.

Рассказывает доктор филологических наук Наталья Ивановна Михайлова, инициатор создания музея и автор научной концепции его постоянной экспозиции: «Александр Сергеевич Пушкин бывал здесь неоднократно, первый раз он посетил дядю 8 сентября 1826 года, после аудиенции в Кремле у императора Николая I, вернувшего его в Москву из ссылки. Этот дом хранила судьба, несмотря на войны, революции, другие пожары, не только 1812-го. В 1998 году было принято решение, что он станет филиалом Государственного музея А. С. Пушкина. При самой деятельной поддержке Правительства Москвы и Управы Басманного района начались реставрационные работы, и 6 июня 2013 года, в день рождения поэта, музей открылся для посетителей. Когда здесь проводили архитектурное обследование, результаты ошеломили: сохранились старые филенчатые двери, одна из угловых печей в большой гостиной (вторую реконструировали по образцу), остатки паркета… Если применить терминологию архитекторов, у данного помещения «очень большая степень мемориальности». Правомерно утверждать, что многие предметы «помнят» Василия Львовича: люстра и светильники из Архангельского — подмосковного имения князя Николая Борисовича Юсупова, мебель и столовое серебро, принадлежавшие сестрице Елизавете Львовне, в замужестве Сонцовой (Солнцевой). Нам, музейным работникам, хотелось не только наполнить это пространство вещами, старинной мебелью, золоченой бронзой, скульптурой, но и воссоздать саму атмосферу литературного дома, где действительно всё дышало поэзией. Василий Львович остался в памяти современников даровитым литератором, подлинным эрудитом и полиглотом, страстным библиофилом, театралом, путешественником. А главное — очень добрым человеком, который, как никто другой, умел объединять, сближать людей. Доброта — это тоже талант, дар, которым родственник гения был наделен в избытке».

Да, строки дяди-поэта подкупают искренностью:

С спокойной совестью
быть можно одному!
Молчу по суткам — и мечтаю,
Я счастья всякому желаю,
А зла, Бог видит, никому.

«Вещи навязывают нам манеру поведения, поскольку создают вокруг себя определенный культурный контекст», — отмечал Юрий Лотман. И у сотрудников музея даже разговорная интонация отличается от речи сегодняшнего дня — вдумчивая, неторопливая.

За стеклом витрины, расположенной в цокольном этаже, находятся предметы утвари XVIII—XIX столетий, обнаруженные в ходе строительства, где на полках стоят большие бутыли с вином, и тыква в корзинке настоящая, а не восковой муляж. Здесь действительно ВСЁ подлинное. Дверь из передней, где на диване красного дерева можно увидеть верхнюю одежду пришедших к Василию Львовичу гостей (на столике у зеркала — их визитные карточки), ведет в залу. Тут только что побывали князь Петр Андреевич Вяземский и барон Антон Антонович Дельвиг. Именно здесь после десятилетней разлуки заключили друг друга в объятия Александр Пушкин, к этому времени уже признанный первым поэтом России, и немного постаревший, страдающий подагрой, но всё же сохранивший природную бодрость его милый дядюшка.

Залаукрашена видами Перво­пре­столь­­ной, среди которых особую ценность представляет живописное полотно Ф. Я. Алек­се­е­ва — первого в русской истории мастера городского пейзажа. Художник был сыном сторожа, однако благодаря таланту получил образование в Им­пе­ра­тор­ской академии художеств и право стажироваться в Венеции. Дядя и племянник всегда восхищались родным городом. Ва­си­лий Льво­вич хорошо знал московские достопримечательности, с гордостью показывал их иностранцам. В рукописном альбоме Е. И. Бибиковой представлен рисунок поэта К. Н. Батюшкова, запечатлевшего прогулку В. Л. Пуш­ки­на по Тверскому бульвару. Стены украшают портреты хозяина, его брата Сер­гея Льво­ви­ча (отца А. С. Пуш­кина), многочисленных современников и современниц. К сожалению, не сохранились изображения родителей братьев Пуш­ки­ных, давших сыновьям блестящее домашнее образование.

Справа от входной двери в залу — небольшая комната, где хочется присесть на уютный маленький диванчик и остаться насовсем… Оказалось, это — камердинерская.Игнатий Хитров, камердинер Василия Львовича, тоже занимался стихосложением. Но всё же здесь главное — проза жизни: платяной шкаф, рукомойник.

В гостиной собирался цвет мос­ков­ской литературы: бывший министр юстиции, поэт И. И. Дми­три­ев; издатель «Московских ведомостей», поэт, князь П. И. Шаликов; ближайший друг Василия Львовича, поэт, князь П. А. Вя­зем­ский. Дом посещали классик польской литературы А. Миц­ке­вич, поэт А. А. Дель­виг, автор остроумных эпиграмм, библиофил С. А. Со­бо­лев­ский. Алек­сандр Сер­ге­е­вич читал в гостиной у дяди свое прозаическое сочинение, которое впоследствии было напечатано под названием «Пу­те­шествие в Арзрум». А хозяин, приверженец моды, поклонник прекрасных дам, остроумный собеседник, развлекал гостей рассказами о своих странствиях (в 1803–1804 годах он посетил Гер­ма­нию, Фран­цию, Анг­лию; в Па­риже был представлен Наполеону Бонапарту, тогда первому консулу, читал ему свои стихотворения). О заграничном путешествии Василия Львовича напоминает рукописный альбом Е. А. Де­ми­довой с его автографами на французском языке, вид Па­ри­жа, портрет прекрасной мадам Рекамье, которая предложила ему место в своей театральной ложе, английские пейзажи. О победе Рос­сии над на­по­ле­о­нов­ской Фран­ци­ей заставляют вспомнить портрет Алек­сан­дра I (редкий лист, выполненный Фра­го­на­ром и Дюбуа), медальоны Ф. П. Тол­сто­го, ноты музыки, сочиненной на патриотические стихи В. Л. Пуш­ки­на «К жи­те­лям Ниж­не­го Нов­го­рода». Василий Львович любил италь­ян­скую музыку, восхищался пением Ан­дже­ли­ки Ка­та­ла­ни, портрет которой также представлен в зале.

Следующая комната — столовая. Среди украшающих ее живописных полотен — вид Италии, страны, куда всю жизнь мечтал попасть московский стихотворец. В буфете — серебряные чайные ложечки сестры В. Л. Пушкина Елизаветы Львовны, на накрытом столе — арзамасский гусь, символ веселого литературного общества «Арзамас», старостой которого был Василий Львович. Здесь собирались его друзья, московские арзамасцы, обедывал знаменитый племянник, звучали шутки, смех, пенились бокалы с шампанским.

Коридор из столовой ведет в комнату, посвященную поэме В. Л. Пушкина «Опасный сосед», появление которой в 1811 году стало настоящей литературной сенсацией. Алек­сандр Сер­ге­е­вич восхищался произведением дяди, увековечил его героя Буянова на страницах романа «Евгений Онегин»:

Мой брат двоюродный, Буянов,
В пуху, в картузе с козырьком
(Как вам, конечно, он знаком)…

А дядюшка упомянул Татьяну в своей четырехстопной поэме «Капитан Храбров» (1829), где некая гостья сообщает капитану:

Я очень занимаюсь чтеньем,
И романтизм меня пленил:
Недавно Ларина Татьяна
Мне подарила Калибана.

Причем здесь персонаж шекспировской «Бури»? Вот как объясняет это Владимир Набоков: «Я подозреваю, что это отсылка к «драматической шутке в двух актах» Кю­хель­бе­кера «Шекспировы духи» (СПб., 1825), о которой идет речь в черновике письма Александра Пушкина к Кюхельбекеру (1–6 декабря 1825 г.: «Зато Калибан — прелесть»). Адресат, впрочем, так этого письма и не получил: он был арестован за участие в мятеже декабристов 14 декабря 1825 г.»

Памятуя о том, что В. Л. Пушкин был страстным театралом, играл в любительских спектаклях, сотрудники музея воссоздали сцену домашнего театра, представляющего поэму «Опасный сосед», связанную с литературной борьбой начала XIX века. Это был спор не только о словах, но и о патриотизме, о просвещении. К концу XVIII века, когда возможности классицизма были исчерпаны и на смену ему пришел сентиментализм, стала явственно ощущать­ся потребность обогащения языка новыми лексическими средствами и систематизации его прежнего словарного состава. Эту задачу и стремился выполнить крупнейший представитель русского сентиментализма Н. М. Карамзин. В результате его литературно-журнальной деятельности и художественного творчества русский язык обогатился большим количеством заимствованных слов. Сентиментализм отличает стремление к анализу тонких оттенков душевной жизни, лирических переживаний, для выражения которых в русском языке явно не хватало слов. Как правило, для этого представители культурных сословий пользовались французским языком. Стремясь изменить эту ситуацию, Карамзин вводил в свои стихи и прозу множество сочиненных им новых слов по образцу французских эквивалентов. Они стали широко входить не только в литературу, но и в живую речь образованных людей и в дальнейшем воспринимались как коренные русские: «стиль», «отте­нок», «влияние», «моральный», «эстетический», «энтузиазм», «мелан­хо­лия», «трогательный», «инте­рес­ный», «занимательный», «существенный», «утончённый», «промышленность» и многие другие.

Далеко не все современники Ка­рам­зи­на были согласны с тем направлением, по которому он предложил реформировать русский язык. Наиболее ярким его оппонентом стал писатель и филолог адмирал А. С. Шишков, выразивший свою позицию в работе «Рассуждения о старом и новом слоге Российского языка», которая была опубликована в 1803 году. Между «шишковистами» и «карамзинистами» развернулась полемика. Сторонники Шишкова сосредоточились в руководимой им Российской Академии и созданном им литературном обществе под названием «Беседа любителей русского слова» (1811–1816). В «Беседу» входили разные по своим политическим и литературным пристрастиям люди, среди которых были как выдающиеся писатели и поэты (Г. Р. Державин, И. А. Крылов), так и добрейший человек, графоман граф Д. И. Хвостов. Сторонники Карамзина создали свое литературное объединение, которое назвали «Арзамас» (1815—1818). Состав «Арзамаса» был весьма разнороден: сюда входили писатели и поэты К. Н. Ба­тюш­ков, В. А. Жу­ков­ский, молодой А. С. Пушкин, и, конечно же, его дядя, избранный старостой объединения.

Дальнейшее развитие русской литературы показало возможность найти наиболее удачное соединение всего того ценного, что было в позиции каждой из спорящих сторон. И здесь главная заслуга принадлежит А. С. Пушкину. Не случайно в романе «Евгений Онегин» он уделяет большое внимание вопросам языка и литературы, достаточно иронично отзываясь при этом о давно минувших ко времени создания романа спорах «шишковистов» и «карамзинистов».

О чем же сама поэма? В ней пародируется классический жанр описания путешествия, однако оно совершается из центра Москвы на окраину в дом терпимости, где происходит драка вместо ожидаемого грехопадения. Выбравшись из заведения с «нимфами радости постылой», герой-повествователь, претерпев множество несчастий, попадает домой только к полуночи, дав клятву никогда больше не участвовать в нескромных приключениях. Сюжет показывает эрудицию автора: в тексте содержится множество отсылок к русской и европейской литературе того времени. Одним из возможных литературных источников «Опасного соседа», по-видимому, была анонимная стихотворная сатира «Описание борделя», впервые опубликованная в 1620 году в Париже. Как и в поэме В. Л. Пушкина, сводня предлагает протагонисту познакомиться с красоткой, якобы девственницей, увлекает его в притон, где он сталкивается с двумя гостями, также претендующими на юную особу. Аналогично, ссора перерастает в драку, а угроза встречи с полицией заставляет героя обратиться в бегство.

Помимо произведений «низкого жанра», в «Опасном соседе», несомненно, чувствуется влияние эталонного автора французского классицизма — Никола Буало-Депрео, труды которого использовались карамзинистами в борьбе за собственную модель русского литературного языка. Именно Буало ввел в литературную критику различение автора-повествователя и автора-человека.

В комнате можно увидеть портреты карамзинистов и шишковистов, издания их произведений, портреты первых издателей «Опасного сосе­да» — барона П. Л. Шиллинга и С. Д. Пол­то­рац­кого. Декорация пе­ренесена на сцену домашнего театра с гравюры У. Хо­гар­та из серии «Карьера распутника». Со­вре­мен­ни­ки сравнивали поэму Ва­силия Льво­вича с произведениями этого английского художника, непревзойденного мастера сатирического бытописания. В окнах — толпа зрителей, с любопытством созерцающих происходящее в «веселом доме»: мальчишки, извозчик, бабы, гусар. Вокруг разбросаны самовар, посуда, бутылки, перевернутый стул, книжки, которыми сражались участники виртуозно описанной автором драки. На полу, среди книг, валяется издание комедий А. А. Шаховского «Новый Стерн» — в ней автор заде­вал Карамзина и писателей его шко­лы. Убежденный карамзинист, Ва­си­лий Львович представил, что эта книга — для девиц легкого поведения. Над сценой парят портреты литературных противников с забавными арзамасскими прозвищами — старосты веселого литературного общества В. Л. Пушкина («Вот я вас опять»), его племянника («Сверчок»), П. А. Вяземского («Ас­модей»)…

В кабинете Василия Львовича в книж­ных шкафах разместились тома в кожаных переплетах, труды Общества любителей российской словесности, одним из учредителей которого он являлся, многочисленные издания дяди и племянника. Особую ценность представляет книга, привезенная Василием Львовичем из Парижа — «Театр господина де Лану», единственный прижизненный сборник стихотворений поэта-дяди 1822 года с дарственной надписью. Здесь, окруженные книгами и портретами, дядя и племянник беседовали о литературе.

В кабинете Василий Львович сочинял стихи, читал творения А. С. Пуш­кина, поэтической славой которого всегда гордился:

«Руслан», «Кавказский пленник» твой,
«Фонтан», «Цыганы» и «Евгений»
Прекрасных полны вдохновений!

Лестница в антресоли ведет в комнату, где Александр Сергеевич оста­навливался у дяди. Он приехал в Мос­кву во время коронационных торжеств, запечатленных на гра­вю­ре и литографии. Но, как заметил современник, Мос­ква короновала не только Николая I, но и Пуш­ки­на, поэтическая слава которого была в зените. Чтения привезенной из Михайловского трагедии «Борис Го­ду­нов» стали его литературным триумфом. В Москве Александр Сер­геевич встретил Наталью Николаевну Гончарову, свою будущую жену. Предстоящая свадьба племянника радовала дядю, в стихах он желал ему счастья.

Следующая комната позволяет погрузиться в мир московского детства А. С. Пушкина. С Василием Льво­ви­­чем связаны самые ранние годы Алек­сан­дра, поездка в Пе­тер­бург, в Цар­ско­сельский Лицей, первые шаги на поэтическом поприще.

На вопросы посетителей музея отвечает кандидат филологических наук, хранитель экспозиции Юлия Ар­ка­дьевна Матвеева. А ее дочь, школьница Валя, ознакомила меня с процессом восстановления особняка на Бас­ман­ной улице, запечатленным на сенсорном экране. Кра­сно­речивые снимки — повод еще раз оценить многотрудную работу реставраторов, отвоевавших у времени уголок старой столицы. Дом, по мнению Вали, как и человек, не должен быть одиноким, иначе быстро разрушится. И дом Василия Льво­ви­ча, к счастью, не одинок!

ЗС 07/2017

Закрыть меню